Онлайн книга «Дочь короля»
|
Мушкетер с поклоном распахнул перед ним дверь в покои мадам де Ментенон. Его величество, сидя в кресле, тихо беседовал со своей супругой, а та кивала в ответ, склонившись над очередным вышиванием. Люсьен не стал разглядывать гобеленовую ткань у нее в руках: ему не хотелось созерцать очередную сцену сожжения. – Здравствуйте, месье де Кретьен, – поприветствовал адъютанта его величество. – Кантен, бокал вина господину де Кретьену. Люсьен поклонился королю, благодарный за знак столь милостивого внимания. – И поставьте бокал месье де… Однако лакей не успел выполнить повеление его величества; его отвлекли шум и возмущенные крики за дверью. Кантен бросился унимать буянов. – Неужели это месье де Данжо?! Быть не может! – воскликнул король. – Месье, я не пропущу вас! – раздался голос Кантена. – Его величество уединился со своими советниками. – Вы хотите сказать «со своей любовницей»? Пропустите меня! Месье прорвался мимо стражников, но тут дорогу ему преградил великан и силач Кантен, с гневно встопорщившимися усами. За спиной месье, на лестничной площадке, в ужасе замер месье де Данжо, помедлил секунду, осторожно попятился и был таков. – Пропустите моего брата! – приказал его величество Кантену, подчинявшемуся ему одному. – Сударь, положите конец этому фарсу! – Месье ворвался в апартаменты мадам де Ментенон, громко топая под стать рассерженному цирковому пони, такой же растрепанный и смешной. – Фарсу, братец? – Почему до меня доходят сплетни, что мой близкий друг женится на провинциальной выскочке из колоний? – Возможно, потому, что ваш «близкий друг» не счел нужным сообщить вам об этом? – предположила мадам де Ментенон. – Вы же видели, как я соединил их руки… – Для танца! – …и не стали возражать, дорогой братец. – Дорогой братец?! – Голос герцога Орлеанского чуть было не сорвался на крик. – И вы можете так ко мне обращаться?! Вы вознамерились похитить у меня самое дорогое, мое единственное утешение, мою единственную отраду! Прямо у меня на глазах, нимало не стесняясь моим присутствием, вы отдаете его руку… Люсьен желал бы оказаться за тридевять земель. Он невольно стал свидетелем отвратительной сцены и знал, что этого ему не простят. «Как посчастливилось месье де Данжо, – размышлял он, потрясенный эмоциональным взрывом месье. – Его вознаградят за то, что он опоздал на пять минут». – Но вы же одобрили кандидатуру мадемуазель де ла Круа, – возразил его величество. – В конце концов, она из числа ваших приближенных. – Приближенных моей жены! Я ни в чем не обвиняю мадемуазель де ла Круа, она не интриговала против меня. Все это задумали вы! Вы свели их, вы лишили меня расположения Лоррена! – Я даровал его вам, – произнес Людовик, внезапно потемнев лицом, – и я же отниму его у вас, если такова будет моя воля! Я дарую его той, кому пожелаю. – Он никогда не покинет меня, он воспротивится, я… – Филипп! Людовик вскочил и стал трясти брата за плечи. Месье пораженно ахнул. Люсьен ни разу не слышал, чтобы его величество обращался к брату по имени; возможно, и месье никогда не называл по имени его величество. – Я стремился лишь защитить вас, дорогой брат. Я люблю вас. А если Лоррен женится… – Я не нуждаюсь в вашей защите. – Вот как, в самом деле? – А Лоррену не нужна жена! – Но ее присутствие убережет его… и вас… от обвинений в… – Он заводит одну любовницу за другой, и я не возражаю! Никто не рискнул спорить, хотя все присутствующие неоднократно становились свидетелями того, как Лоррен дразнит его, публично оказывая знаки внимания каждой новой возлюбленной; все присутствующие неоднократно видели, как месье страдает от ревности и отчаяния. – Не принуждайте его вступать в брак. Он единственный человек на свете, который меня любит. И тут поднялась мадам де Ментенон. – Любит?! – воскликнула она. – И вы смеете называть это любовью?! Ваше поведение позорно, греховно! Его величество постоянно вас защищает. Если бы не ваш августейший брат, вас давно сожгли бы на костре, и вашего любовника вместе с вами! Месье вскинул кулаки, отталкивая брата и с ненавистью и отчаянием воззрившись на мадам де Ментенон. – А вы… – вскрикнул месье, – вы хотите отдать ей моего возлюбленного, чтобы она не отняла вашего! Мадам де Ментенон бессильно опустилась на пол. Людовик в ужасе обернулся к ней: – Мадам, это ложь! – Не отрицайте, сударь, она прельщает вас, – продолжал месье, – своей красотой, своим умом, своей невинностью. Неужели вы думаете, что она способна вернуть вам юность? – Удалитесь, брат! – повелел Людовик. – Охотно! Верните мне только мою кавалерию. Мы с Лорреном будем сражаться за вас, как Александр и Гефестион. Возможно, я буду убит, как Патрокл… – Имейте достоинство сравнивать себя с Ахиллом! – …и вы избавитесь от меня… – Нет. Это невозможно. – Вы не поручаете мне никаких дел государственной важности, вы не даете моему сыну возможности проявить себя, а теперь… – Убирайтесь! – крикнул его величество. Месье рванулся с места и сам распахнул дверь, стеная от отчаяния. – Да как он может обвинять меня в предательстве?! – возопил его величество. – Как мне спасти его? Как ему помочь? И тут он заплакал. Его слезы заструились на узорный паркет. Он задыхался, пытаясь вновь овладеть собой, но лишь зарыдал громче; его стоны гулко отдавались в пустом зале. – Идите ко мне, дорогой мой, – прошептала его супруга, – идите ко мне. Король упал на колени, спрятав лицо на груди у мадам де Ментенон. Она прижала его к себе, утешая, уговаривая, и злобно воззрилась на Люсьена. Не дожидаясь разрешения его величества, Люсьен поклонился, пятясь, отошел и спасся бегством. Мари-Жозеф скакала на Заши мимо мраморных статуй, возвышающихся над Зеленым ковром. Благодарная судьбе даже за минуту покоя, она заглядывала в лицо каждой, завидуя их безмятежности и невозмутимости. «Ораторы бесстрашно провозгласили бы, что русалка во всем подобна женщине, – думала она, – и никто не побоялся бы им поверить. Римские боги и ораторы никогда бы не испытали чувства вины, пропустив мессу; они отправились бы на поиски приключений, выиграли бы битвы за правое дело и ни разу не вспомнили бы о том, что повздорили с братом или забыли о своих обязанностях при мадемуазель». «Лотту причешет Халида, – сказала себе Мари-Жозеф, – герцог Шарль сделает Лотте множество комплиментов, и она даже не вспомнит о моем существовании». |