Книга Когда ты вернешься ко мне, страница 70 – Эмма Скотт

– Знаю.

Больше сказать было нечего. Я не мог найти для нее ни одного слова утешения, потому что сам в них отчаянно нуждался. Мы сидели бок о бок, положив руки на колени, реальность подкрадывалась к нам, как тени по ковру на закате солнца.

Наконец, Амелия посмотрела на меня.

– Ты действительно собираешься сегодня вечером на выпускной?

– Думаешь, я не должен? Думаешь, мне следует остаться с мамой?

Она покачала головой, ее спутанные темные волосы рассыпались по плечам.

– Я имела в виду, ты идешь с Вайолет?

– А… да.

Амелия тяжело вздохнула и вытерла нос.

– Знаешь, о чем я хотела поговорить с мамой?

– Нет.

– Обо всем. Я хотела рассказать ей все. Хотела пережить сотни разговоров по душам… которых у нас уже не будет. Хотела продолжать говорить, пока мы не наговоримся на всю жизнь вперед, чтобы я могла… могла… – Слезы сдавили ей горло.

Попрощаться.

Я собрался было обнять сестру, но она оттолкнула меня.

– Так что ты делаешь? – требовательно спросила она.

– Я не понимаю.

– Почему ты собираешься привести сюда Вайолет, чтобы похвастаться ей перед мамой вместо Холдена?

В животе ухнуло, как будто сестра ударила меня кулаком в солнечное сплетение.

– Откуда ты?..

– Я всегда знала. Ну или подозревала. С самого первого бала, на который ты должен был пойти. Я видела, как ты уходил с Холденом. Такой, с серебристыми волосами. Сначала я не придала этому большого значения, но потом он зашел, чтобы оставить книгу.

– «Цветы для Элджернона», – пробормотал я.

Амелия кивнула.

– Тогда я поняла. То, как он произнес твое имя… Он пытался говорить как можно небрежнее, но у него не получилось. Он как будто весь светился.

– Светился? Нет…

– Да, – настаивала Амелия. – Не буквально, конечно. Но я достаточно видела тебя с твоими тупоголовыми друзьями, чтобы знать, как выглядит обычная дружба. А вот вы с Холденом? – Она покачала головой. – Без шансов.

Тысяча отрицаний готова была сорваться с моих губ, но я проглотил их все, внезапно осознав, что из моих глаз вот-вот прольются чертовы слезы.

Амелия придвинулась ко мне ближе.

– Это с ним ты все время задерживался допоздна?

Я кивнул.

Она похлопала меня по руке своей маленькой ладошкой.

– Ты его любишь?

Я вздохнул.

– Не знаю. Но что я могу поделать? Я собираюсь в институт.

– Кто-нибудь еще знает?

– Вайолет, – ответил я с резким смешком. – Ирония из всех ироний.

– Та самая Вайолет, которую ты бросил на Осеннем балу и с которой собираешься пойти сегодня на выпускной? – Амелия скорчила рожицу. – Вау. Какая понимающая девочка.

– Мне можешь не говорить.

– Ты должен рассказать об этом маме, – произнесла Амелия, ее голос снова дрогнул. – Расскажи ей все. Ей будет все равно, что ты… гей? Би? – Она махнула рукой. – Все нормально. Ты не обязан отвечать. Но если тебе небезразличен Холден, ты должен сказать ей. Она захочет об этом узнать. И она хочет, чтобы ты был счастлив.

– Все не так просто, – тяжело вздохнул я. – Ты же знаешь, как папа относится к футболу. А это все изменит.

– Неужели настолько плохо?

Я снова вздохнул и остановил взгляд на выстроенных в ряд матрешках, раскрашенных в яркие красные, синие и желтые цвета, каждая из которых все меньше и меньше предыдущей.

– Примерно настолько, – сказал я и взял самую маленькую матрешку, размером с арахис в скорлупе. – Это я. Настоящий. – Я положил матрешку-арахис в следующую по величине матрешку, а затем обе в следующую по величине, снова и снова, пока не осталась самая большая, тяжелая, вместившую в себя всех остальных.

К моему удивлению, Амелия кивнула, и в ее взгляде отразилось понимание.

– В моем классе есть парень. В прошлом месяце он признался родителям, что он гей и теперь живет в Питтсбурге со своей бабушкой. Папа никогда не поступит так ужасно, но… я все понимаю. – Она вложила свою маленькую ручку в мою и прижалась щекой к моему плечу. – Ты можешь мне доверять, Ривер. Я ничего не скажу, пока ты не будешь готов.

– Спасибо, Амелия. И ты тоже можешь мне доверять. Когда тебе станет плохо, ты придешь ко мне, договорились? Не закрывайся от меня.

– Я постараюсь. Но ты будешь на другом конце страны. – Навернулись слезы. – Что нам теперь делать?

– Не знаю, – ответил я.

Девиз моей жизни.

Вывеску на фасаде Погонипского загородного клуба заменили на следующую: Сегодня вечером – Выпускной бал в Центральной старшей школе! Вдоль парадной дорожки были развешаны гирлянды огней, и по ковру шли пары – мальчики с девочками.

Внутри помещения царил полумрак, круглые столы расставили полукругом возле танцпола. На одном конце работал диджей, а столы с закусками и безалкогольными напитками были расставлены, как на свадьбе.

Я отыскал взглядом Ченса и Донти в небольшой компании.

– Давай подойдем, – предложил я.

Я подвел очаровательную в своем темно-синем платье Вайолет к своим друзьям, как будто она была чертовым щитом от подозрений, еще одним слоем, скрывающим, кем я был на самом деле. При моем приближении они заухмылялись, Донти одобрительно на меня посмотрел и подмигнул. Я должен был почувствовать облегчение.

Но меня затошнило. Я был обманщиком. Не из-за того, что мои так называемые друзья не знали обо мне правду, а из-за того, что я ее знал. Знал, что чувствую. Во мне вскипели тысячи эмоций, и каждая из них предназначалась Холдену.

Я больше так не мог.

Мой узкий, мелкий мир медленно душил меня. Если продолжу разыгрывать этот цирк еще хоть минуту, меня разорвет. Если моя мать умрет, так и не узнав, кто я…

Меня захлестнул восторг, смешанный со страхом, – такое чувство возникает только тогда, когда поступаешь правильно, как бы тяжело ни давалось это решение. Меня охватило желание выбежать за дверь и поехать прямиком к Холдену, но нужно держать себя в руках. Я не мог бросить Вайолет. Только не снова. Не в ее выпускной вечер.

Еще несколько часов. И потом все закончится.

К концу вечера мой воображаемый мир должен рухнуть, потому что я собирался разрушить его, кирпич за кирпичом, слой за слоем, пока не стану свободным.

Я проверил свой телефон на наличие сообщения от Холдена. Ничего. Но радость и облегчение никуда не делись, и прежде чем вернутся старые страхи и сомнения, нужно сокрушить их и сделать все реальным. Изложить в письменном виде.