Книга Когда ты вернешься ко мне, страница 96 – Эмма Скотт

Я нахмурился.

– Где Амелия?

– Гуляет. За ней приехал какой-то горластый парень на «Камаро», и он повез ее на набережную.

Я опустился на стул рядом с ним.

– Она знала, что я приду, верно?

– Кто ж разберет, что творится у нее в голове, – ответил папа, не отрывая взгляд от экрана.

Я стиснул зубы. Я переехал из этого дома полгода назад в свою собственную квартиру недалеко от мастерской. Амелия восприняла это плохо, но никогда не пропускала мои визиты на ужин два раза в неделю.

– А что за парень? – поинтересовался я, ставя коробку с пиццей на кофейный столик и протягивая отцу салфетку и колу.

– Ну, ты знаешь такой тип – плохой мальчик, кожаная куртка и никаких амбиций.

Я напрягся. Моя сестра была на грани того, чтобы бросить старшую школу, и недавно добавила ко всему прочему вереницу парней из низов «без амбиций».

– Черт, – выругался я.

– Ну а что мы можем сделать?

– Ты мог бы попробовать поговорить с ней, папа, – сказал я, пытаясь сдержать готовое слететь с языка горькое обвинение.

– Уже пытался, но она не слушает. Ей не нужен мой совет, сынок. Ей нужна мама.

Как и мне.

Я похоронил эту мысль. У меня достаточно проблем и без того, чтобы нырять с головой в эту бездонную яму. Мы с папой ели пиццу и смотрели игру.

– Только погляди, – сказал папа, когда Джефф Гарсия уклонился от полудюжины перехватов и пробежал двадцать ярдов. – Ты так же двигался, Ривер. Шестое чувство на то, откуда появятся защитники. Ты видел лазейки еще до того, как они открывались, не переставая при этом следить за ресиверами. Все тузы в твоем рукаве.

– Ага, так и было. – Я проглотил кусок пиццы, которая на вкус походила на глину.

– На днях я разговаривал с Сэмом Блейлоком. Он говорит, что и Ченс, и Донти Уэзерли, скорее всего, пройдут драфт в самом начале года. Разве это не круто?

– Отлично, – рассеянно отозвался я.

Прошло три года, а мой отец держался за мою воображаемую футбольную карьеру так же крепко, как за пульт от телевизора.

Я прокашлялся и изобразил улыбку.

– Кстати, у меня есть хорошие новости. Мне одобрили кредит на расширение гаража. Строительство может начаться уже в следующем месяце. На очереди уже два клиента, и я нанял двоих сотрудников, чтобы управлять остальной частью мастерской.

– Просто фантастика, сынок, – отозвался папа, не отрывая глаз от игры. – Тебе действительно удалось развить бизнес намного дальше, чем я себе представлял. Горжусь тобой.

– Я бы хотел, чтобы ты бывал там чаще, папа. Тебе вредно сидеть тут без дела.

– У тебя и так все под контролем. Я тебе не нужен.

– Ага. Это все еще твоя автомастерская.

– Нет, она твоя, Ривер. Со всеми нововведениями…

– Реставрация, да. А в гараже ты все так же необходим. Клиенты все время о тебе спрашивают. Заглядывать пару раз в неделю недостаточно.

– Посмотрим.

Я вздохнул и убрал со стола.

– Уверен, что Амелия грустит и скучает по тебе, – сказал папа, когда я вернулся с кухни. – Может, ты еще завтра заглянешь? Твоя противная рожа здесь никогда не помешает.

– Завтра не получится. – Я прокашлялся. – У меня встреча.

– С друзьями?

– Свидание. С парнем.

Папина улыбка застыла, и его взгляд снова метнулся к экрану.

– Я его знаю?

– Нет. Мы познакомились в мастерской.

Отец кивнул и больше ничего не сказал, и внезапно я понял, как чувствовала себя Амелия – потерянной и одинокой. Как бы мне хотелось, чтобы можно было обсудить с мамой мое первое свидание не с Холденом. Внутренности скрутило не от предвкушения, а от неприятного чувства. Как будто я предавал нас.

Но не существовало никаких нас.

После того, как я оставил его в Париже, Холден, казалось бы, взял себя в руки и наладил свою жизнь. В конце прошлого года он опубликовал книгу «Боги полуночи», которая теперь возглавляла списки бестселлеров и получила широкое признание во всех уголках литературного мира. Согласно статье в Vanity Fair, он собирался отправиться в книжный тур по тридцати городам.

Книжные туры и интервью, но ни одного гребаного слова мне.

Я обещал Холдену, что буду ждать его, сколько бы времени это ни заняло, но годы тянулись все медленнее. С каждым днем становилось все яснее, что он двинулся дальше без меня. Может быть, встретил кого-то другого. Или многих других, в то время как мое сердце было крепко привязано к его.

Я снял свою собственную квартиру, чтобы побыть наедине, но каждый вечер возвращался домой в объятия одиночества. Ел один. Спал один. Ирония судьбы, теперь моя личная жизнь была настолько неприкосновенна, что хоть на стенку лезь.

Это называется одиночеством.

Поэтому, когда Брэд Мартин, с дружелюбной улыбкой и милым взглядом, пригласил меня поужинать в мексиканском ресторане дальше по улице от автомастерской, я согласился. Мне нужно было на что-то отвлечься, чтобы не читать ночи напролет книгу Холдена от корки до корки, пока глаза сами не закрывались. Я отправил его дневники обратно – они никогда мне не принадлежали, чтобы их хранить – и погрузился в слова, которыми он делился со всем миром. Потому что вот где он был.

И это все, что мне от него осталось.

Я моргнул, отвлекаясь от своих мыслей, и похлопал отца по плечу.

– А что насчет тебя, пап? Не подумывал как-нибудь выбраться отсюда?

– О нет, нет, – серьезно ответил папа, качая головой. – Твоя мама… Она была для меня единственной, Ривер.

Особенной.

– Да, согласен, – хрипло пробормотал я.

Папа смотрел в телевизор, но его взгляд стал остекленевшим и отстраненным.

– Такая женщина, как она, появляется только раз в жизни. Знаешь, мы жили в Алабаме, когда познакомились.

Я знал. Он рассказывал мне эту историю сотни раз.

– Она бы переехала со мной, куда бы меня ни направили, но она любила океан. Когда я получил травму, мы приехали сюда. Самое простое решение, которое я когда-либо принимал в своей жизни. Мне было очень больно. Не только из-за моего колена, но и из-за того, что я не попал в НФЛ. Но увидев, как озарилось ее лицо, когда я сказал ей, что мы переезжаем в Санта-Круз… – Его глаза наполнились слезами. – Это стоило всего.

Его голос надломился, а тело содрогнулось от рыданий. Я обнял его как можно крепче, делясь своей силой. Но его слезы взывали к моим, я балансировал на краю бездонной ямы горя и не мог позволить себе упасть в нее. Слишком многое от меня зависело, приходилось держать себя в руках.