Книга Дни, когда я плакала, страница 2 – Джоя Гоффни

– Кто такая Хилари? – спрашивает Оден, напоминая нам, что мы не одни.

– Тебя тогда еще на свете не было, приятель. – Картер встает, расправляя свою белую футболку. Делает шаг ко мне, загораживая собой солнце. – Мне нужно по-быстрому в туалет сгонять. Покажешь мне, где он?

Я с легкостью могла бы просто указать ему направление (пройти через прихожую и гостиную, первая дверь справа), но он предлагает мне возможность остаться с ним наедине. Как я могу отказаться?

Пульс грохочет у меня в ушах, пока он идет за мной к задней двери.

– Простите. Куда это вы? – спрашивает моя мать со своего кресла на патио. Всё это время она листала ленту в своем телефоне, «контролируя молодежь», словно мы все не двенадцатиклассники, которые через два месяца окончат школу.

– Я просто показываю Картеру, где туалет.

Она снова утыкается в телефон.

– Ладно. Сразу же возвращайся, Куинн.

Мне удается сдержать вздох. В смысле, я всё понимаю. Она не привыкла видеть у меня в гостях каких-то парней, кроме нашего соседа Мэтта. Особенно высоких, темноволосых и красивых темнокожих парней.

Когда за ним закрывается дверь, я вдруг всем телом ощущаю, насколько наша кухня большая и пустая. Что мы совсем одни. Что, проводя его через гостиную, я и понятия не имею, на что он смотрит. Я провожу рукой по волосам на затылке, перекидывая их через плечо.

– У тебя прекрасный дом, Хилари.

Я поворачиваюсь и иду спиной вперед мимо белого, без единого пятнышка, дивана и деревянных приставных столиков.

– Почему ты меня так называешь? Мы же вроде определились, что я умнее ее? – спрашиваю я с усмешкой, подыгрывая ему в его маленькой игре.

Но тут он произносит:

– А так ли это?

Я ударяюсь спиной о косяк туалетной комнаты.

– Это что, шутка?

– Я имею в виду, – он пожимает плечами, направляясь ко мне и окидывая взглядом мебель в гостиной, – если ты поступила в Колумбийский университет, это еще не значит, что ты умная. Это значит только, что ты богатая.

При упоминании Колумбийского университета у меня внутри всё переворачивается. Его тон больше не игривый, как и выражение его лица. Моя усмешка сходит на нет, когда он оказывается рядом со мной в дверном проеме – так близко, что я чувствую его чистый запах.

– А ты, очевидно, ну очень богата, – он указывает на стоящую на каминной полке вазу стоимостью несколько тысяч долларов и шестидесятидюймовый электрокамин с имитацией живого огня. В его голосе звучит горечь. Потом он окидывает меня взглядом – от шлепанцев до пушистых волос. – Девчонкам вроде тебя не приходится вкалывать и вполовину от того, как приходится вкалывать таким, как я.

Я сжимаю челюсти. Он и понятия не имеет, сколько усилий мне приходится прилагать. И даже будучи богатой, я по-прежнему одна из всего пяти темнокожих ребят в нашей школе. Я вынуждена иметь дело с тем же расистским дерьмом, что и он.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Он задумчиво хмыкает, приподняв указательный палец.

– Я знаю, что ты поступила в Колумбийский университет.

Еще один укол в животе.

Он прищуривается и сбавляет тон.

– А еще я знаю, что ты отстаешь по всем предметам.

Мои брови взлетают вверх.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, не успев даже подумать о том, не лучше ли скрыть тот факт, что он прав.

– Это же очевидно, – улыбается, – а я наблюдательный.

Очевидно, что я отстаю? Но я ведь не ору на каждом шагу о своих далеко-не-впечатляющих оценках, так откуда, черт побери, он знает, что я отстаю? Да и вообще, кто он такой, чтобы об этом говорить? Он и сам-то на уроках ни слова не произносит, а за ручку, чтобы записать что-нибудь, берется еще реже. Сомневаюсь, что его оценки намного лучше моих.

Он кивает, словно проводя инвентаризацию всей нашей мебели.

– Готов поспорить, твой папа проспонсировал библиотеку или что-то подобное, – его снисходительный взгляд останавливается на мне. – Насколько я вижу, для тебя это единственный способ попасть в Колумбийский университет.

Он произносит «тебя» так, словно точно знает, насколько я посредственная. Его бесцеремонное предположение заползает мне под кожу и гнездится там.

– Знаешь что? Туалет здесь, – я слегка киваю головой влево. – Всегда пожалуйста, – оттолкнув его плечом, я ухожу.

Да кем он себя возомнил? Я перекинулась с этим парнем от силы двумя словами, а он теперь считает, что знает обо мне всё. Я сказала, что он привлекательный? Я ошиблась. Он выглядит, как грязь под моими ботинками. И настолько же он мне теперь интересен.

Я хлопаю дверью патио, и задние окна звенят. Мама вскидывает голову. Ее глаза спрашивают меня, не выжила ли я из ума.

– Прости, – заблаговременно извиняюсь я.

Оден сидит с опущенной головой, изучая список саундтреков, когда я подхожу к нему. Я беру свой дневник со списками и перелистываю его до списка о Картере.

– Всё в порядке? – спрашивает Оден.

– Всё отлично.

Картер…

10. Осуждающий придурок.

11. Напыщенный ублюдок, строящий из себя всезнающего святошу.

12. Совсем не такой распрекрасный, каким кажется. Лучше б я никогда не заглядывала в его гадкие мысли.

Я размышляю, какие еще оскорбления стоит добавить, когда он выходит через заднюю дверь с самодовольной улыбкой. Я игнорирую его, когда он садится на траву.

– Твой папа дома, – произносит он, улыбаясь, но его улыбка выходит какой-то кривой, словно ему сложно ее удержать. – Увидев меня, он решил, что я грабитель, – Картер опускает глаза, поджимая губы. – Он, кажется, не привык видеть у себя дома настоящих ниггеров.

У меня внутри всё сжимается, по спине стекают капли холодного пота. Оден поднимает глаза.

– Так что я пошел, – Картер кивает, злой, расстроенный и обиженный. Он смотрит на меня так, словно готов повторить: «Я же тебе говорил. Я говорил, что точно знаю, кто ты». Но он ошибается. Это всё просто ошибка.

Я роняю дневник в траву и устремляюсь к патио. До мамы долетают ураганные ветра от моих рук.

– Куинн, что случилось?

Я застаю отца на кухне, он уже одной ногой на лестнице, с рабочими туфлями в руке.

– Что ты сказал Картеру?

Он оглядывается на меня через плечо, приподнимая брови.

– А кто такой Картер? – он включает дурачка, но у меня нет на это времени.

Я указываю на дверь за мной.

– Парень, который только что вышел отсюда. Ему показалось, что ты принял его за грабителя.