Письмо пора было кончать. Фахретдин-бей заметно волновался. Перо дрогнуло в сильной смуглой руке, привыкшей натягивать поводья, прорвало бумагу. “Необдуманное выступление может оказаться [пропуск в тексте в полстроки — В.Ш.] гибельным для государства”. И снова точка, четкая и определенная, как след от пули.
“Что делать?” — спрашивает себя посол. Перо скользит быстрее. Вязь арабского письма почти сливается изящным узором в стремительном полете мысли: “Надлежит принять необходимые меры и произвести частичную мобилизацию, сохраняя при этом нейтралитет. В зависимости от оборота, который примет война, быть готовыми ко всякой случайности, но выступить при удобном случае…”
Тихо в опустевшем посольском особняке. Из кабинета посла видна серо-золотая Петропавловка. Взгляд скользит левее и останавливается на бирюзовом куполе и минаретах новой столичной мечети. Побывать там ему уже не доведется...
Где-то в углу заскреблась оголодавшая мышка. И это надолго. Через три года особняк реквизирует Петроградский губернский продовольственный комитет. Особняк надолго станет складом, будет разрушаться…
Печальным прощанием Османской империи с империей Российской прозвучала заключительная фраза Ниязи Фахретдин-бея.
— «Сазонов, русский министр иностранных дел, сказал мне на днях: “Если вы начнете войну, Россия вам этого никогда не простит. Я верил в вас, в турецкий нейтралитет и вел политику в соответствии с этим. Но теперь, — заключил Сазонов, — я нисколько этому не верю…” Вот и все, мой досточтимый паша. Совсем все. Я в скором времени буду иметь честь увидеться с Вами». Легкий росчерк подписи завершил письмо. Песок с золотыми блестками лег на плотную, по-старинному скатанную бумагу. Хильми-паша не получал это письмо. Оно прошло через умелые руки офицеров отдела дешифровок с Певческого моста, но задержалось при отправке адресату (не исключено, что оно и предназначалось для Певческого моста).
В ноябре 1917 г. усталые матросы из команды Николая Маркина, разбиравшие архив российского МИД, видимо с недоумением взглянули на загадочную для них вязь арабской скорописи письма Ниязи Фахретдин-бея, не стали искать дешифровку, и письмо не попало в известную публикацию мидовских материалов, осуществленную в Петрограде поздней осенью 1917 г. Через восемь десятилетий забвения в недрах архива, что на Милионной улице Петербурга, послания неравнодушного к судьбе своего отечества турецкого офицера-дипломата дошли до нас, людей другой эпохи. Впрочем, также обеспокоенных и судьбами своего Отечества, и выбором союзников, и многим из того, что составляло предмет движений душевных наших предков. Не забудем же, как ценили мир и согласие на Балканах и Ближнем Востоке те, чьим долгом И профессией было все знать и слышать.
Глава I
ОСМАНСКИЙ ФИТИЛЬ В ПОРОХОВОМ ПОГРЕБЕ ЕВРОПЫ
Да, мы — азиаты, но наше место в Европе
Великий везир Ферид-паша
От самого возникновения Восточного вопроса в середине XVIII века и до его драматического разрешения в 1923 г. участниками его были одни и те же силы: Османская империя, великие державы Европы, включая, конечно, и Россию, и балканские народы (позднее — независимые балканские государства). Однако их взаимоотношения по этому сложнейшему комплексу экономико-политических, социокультурных, военных и многих других проблем постоянно менялись.
Первоначальное состояние Восточного вопроса (XVIII — начала XIX вв.) можно представить следующий схемой (рис.1).
(Широкий стрелкой на этом и следующих рисунках отмечена наибольшая интенсивность контактов; узкой стрелкой и пунктиром — соответственное ослабление связей в рамках Восточного вопроса.)
Рис. 1
Великие державы только опосредованно могли влиять на положение балканских подданных Высокой Порты.
В XIX в. (1804–1878 гг.) по мере ослабления центра власти империи и нарастания национально-освободительного движения его многонациональных подданных ситуация менялась (рис. 2):
Рис. 2
Теперь великие державы вышли на непосредственный контакт с Балканами, причем среди держав шла отчетливая борьба за раздел сфер влияния в этом регионе.
Ситуация кардинально изменилась в конце XIX — начале XX вв. Четко определилась обратная связь между Балканами и Европой, тогда как Высокая Порта в значительной степени утратила свое положение, все больше и больше оказываясь в роли не субъекта, а объекта международных отношений большой политики.
При этом сложилась ситуация, когда среди не только великих держав, но и молодых балканских государств шла междоусобная борьба, которая привела к складыванию противостоявших друг другу блоков.
Накануне своего разрешения Восточный вопрос обрел невиданную ранее многомерность (рис. 3).
Рис. З
Освобождаясь от 500-летнего османского правления, балканские страны долгое время сохраняли, несмотря на серию столкновений, социокультурные и экономические связи с бывшей метрополией — Турцией. Это обстоятельство проявилось и в последние годы. Особую заинтересованность Анкара проявляет в положении боснийских мусульман и мусульман албанского происхождения в Косово (те и другие — в горячих точках Балкан, в рамках бывшей Югославии). Турция успешно стимулирует создание экономической зоны стран Причерноморья, в которую должны входить все страны, ныне независимые, но в XVI — начале XX в. целиком или частично входившие в Османскую империю.
В XX веке страны Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока вступали, опутанные сетями политических и экономических противоречий. Большинство из них было порождено сочетанием таких дестабилизирующих факторов, как борьба ведущих держав Европы и США за предел мира и противодействие попыткам Турции (бывшей до 1923 г. Османской империей) сконструировать своего рода сервильную зону из добившихся свободы некогда подвластных ей территорий.
В этом регионе столкновение геополитических интересов (что составило основное содержание процессов в международных отношениях первых двух десятилетий XX в.), происходило с особенной остротой. Причиной тому было, во-первых, несоответствие темпов роста имперских владений Англии и Франции с одной стороны, а Германии и Австрии с другой, динамике их экономического развития, типу индустриального общества, который в них формировался. Во-вторых, — несовпадение прежнего, реального влияния на Османскую империю держав, определивших ее зависимое развитие, т. е. Англии, Франции, в меньшей степени России, с фактической вовлеченностью Высокой Порты в новые экономические и военно-политические отношения с Германией и Австро-Венгрией.
