В Петроград, Лондон и Париж поступала разведывательная информация из Стамбула о том, что “старотурки” активизировались и возлагают большие надежды на десант в Галлиполи.
Вот что об этом сообщал Б. Серафимов: “Партия мира” не едина. Одна группа питает “надежду на возможность для Турции удержаться на берегах Босфора путем признания над собой европейского контроля и создания соответствующей администрации”. Эта группа из числа “мирных турок” ориентировалась на коллективный контроль Антанты над Проливами. Другая часть “мирной партии” “твердо ориентировалась на сдачу города англо-французским войскам, предпочитала избежать появления России на Босфоре и полагала, что Проливы останутся по-прежнему яблоком раздора среди великих держав, что и позволит, свалив младотурок, укрепиться в прежних границах, хотя бы и признав в какой-либо форме англо-французский контроль”. Была и еще одна группа, довольно многочисленная, по оценкам Серафимова, которая считала победу России предопределенной и искала прямых контактов с русскими дипломатами, “чтобы заранее установить условия перехода Константинополя во власть России с наименьшими для себя жертвами”.
Наиболее активной в поисках контактов с Лондоном была вторая группа, в число которой входила или к которой примыкала значительная часть финансистов из еврейских кругов османского делового мира. Встретив прохладное отношение со стороны столь же неофициальных, но менее деятельных и заинтересованных, чем Б. Серафимов, сотрудников английских дипломатических служб в Стамбуле, вторая, т. е. проанглийская мирная, группировка также обратила свои взоры на Россию.
В свою очередь командование Первого армейского корпуса искало контактов с Антантой через греческое посольство и греков-коммерсантов, благо дислокация корпуса вблизи Проливов позволяла его командованию надеяться на то, что подобная инициатива будет Антантой учтена при подписании мира. Впрочем, подобные настроения в армейской среде были редкими и не определяли общую реальную расстановку. Это и было принято во внимание главой французского МИД Т. Делькассе и его британским коллегой Эд. Греем, когда незадолго до начала галлиполийского десанта они обсудили перспективы контактов с теми лицами из стамбульских политических кругов, которые искали сепаратного мира; Т. Делькассе и Эд. Грей сочли, что сил и решимости для свержения Энвер-паши у “партии мира” маловато, но интерес к мирным поискам турок они проявили. Основное условие, согласованное Т. Делькассе и Эд. Греем, к которому предполагалось привлечь и Россию, состояло в том, чтобы исключить даже временное закрытие Проливов. Не отвергая идею будущих переговоров с турками в принципе, английская сторона особенно подчеркивала необходимость согласовать действия Антанты по обеспечению ее интересов в Малой Азии.
Турецкая историография весьма неодобрительно оценивает деятельность тогдашних османских политиков по отысканию “отдельного выхода из общей катастрофы” и полагает, что эти контакты усугубляли сложности внутриполитической жизни Стамбула и провоцировали несбыточные надежды. Действительно, ориентировавшиеся на военную помощь Антанты антиэнверовские силы сообщили русским наблюдателям о своих планах, на первый взгляд весьма решительных. “Лишь только прорыв англо-французов через Дарданеллы станет очевидным, создать Совет из 210 человек под председательством наследника престола. Сто членов (младотурецкого) Комитета, сто наиболее выдающихся людей Турции различных лагерей и десять принцев крови решат судьбу империи. Большинство членов предполагаемого собрания уже предупреждено, равно как и Юсуф Изетдин (наследник престола), давший свое согласие”.
Это согласие дорого обошлось крепкому и энергичному молодому претенденту на османский престол. Юсуф Изетдин скоропостижно скончался 2 февраля 1916 г. Современники единодушно возложили вину на Энвер-пашу. Дело остается нераскрытым и поныне.
Глава V
ПОТУХШИЙ КАЛЬЯН
“Согласие на Балканах должно устанавливаться по общему соглашению и с полной добросовестностью. С одной стороны политическими деятелями, а с другой — заинтересованными нациями”.
Газета “Танин”. 27марта 1916 г.
Итак, многочисленные и, надо признать, весьма энергично предпринятые османским правительством демарши в пользу сепаратного мира окончились безрезультатно. Впрочем, усилия оппозиции были столь же бесплодны. Расхождения дипломатического и военно-стратегического характера, раздиравшие великие державы всякий раз, когда возникал вопрос о Черноморских проливах, проявились в полной мере и сейчас, в разгар первой мировой войны.
В самой общей форме страны Антанты декларировали невозможность сепаратных соглашений с Османской Турцией, но готовность принять во внимание “особые интересы” Петрограда в Проливах. На практике разнос мнений, оценок и вариантов развития событий на Балканах был столь велик, что многоопытной турецкой дипломатии не удалось просочиться в зазор между валунами раздора великих держав. Россия была ближе других членов Антанты к сепаратному соглашению с Османской Турцией. Неудача галлиполийского десанта породила в Ставке русского главного командования определенный оптимизм в отношении сепаратного перемирия с турками во имя переброски сильной Кавказской армии России на Балканы. Присоединение Болгарии к странам Центрального договора превратило начальника Генерального штаба М.В. Алексеева, начальника (директора) дипломатической канцелярии при Ставке Н.А. Кудашева, а также и.о. генерал-квартирмейстера Генерального Штаба, нашего знакомого по Стамбулу Леонтьева и ряд других высших чинов русской армии, знавших подлинную картину дел в Действующей армии и обстановку на фронтах, в активных и деятельных (если судить по переписке) сторонников скорейшего сепаратного мира с турками. Планы, вырабатывавшиеся в Ставке и у Сазонова, т. е. в МИДе, были очень близки. Они заключались в сохранении Стамбула и зоны Проливов в руках турок и введении коллективной опеки держав, т. е. Англии, Франции и России над Проливами “во имя свободы судоходства”.
Однако это был всего лишь обмен мнениями между профессионалами-единомышленниками, которые согласились, что приобретение Стамбула с Проливами как цель войны “должна быть отложена на далекое будущее”. В Царском Селе лично Николай II и его окружение упрямо не признавали того, что было так очевидно и для Ставки, и для Певческого моста — с укреплением балканского фланга за счет Болгарии позиция Стамбула в борьбе с Россией и Антантой в целом окрепла, и “Турция дает то, — писал современник, — что постепенно в Германии истощалось — пищевые продукты, сырье и людской материал. Борьба с Германией может затянуться надолго при весьма для нас — России — тяжелых условиях”. Так обобщал ситуацию и взгляды Ставки директор ее дипломатической канцелярии, и ему нельзя отказать в проницательности.
С заключением сепаратного мира с Турцией для Петрограда практически безболезненно могли решаться наряду с Проливами балканские планы. И это была другая сторона проблемы.
Как известно, еще в ходе серии бесед, официальных и не вполне официальных, Эд. Грея с российским послом в Лондоне А.К. Бенкендорфом в английских материалах постоянно, начиная с сентября 1914 г., присутствовал мотив Черноморских проливов. До середины ноября 1914 г. он звучал в контексте будущего переустройства Европы и раздела сфер влияния на Ближнем и Среднем Востоке. В Лондоне в начале осени 1914 г. детально прорабатывалось предложение С.Д. Сазонова от 14 сентября относительно послевоенных территориальных изменений в Европе, определяемых по национальному признаку. Изменения на Балканах касались (гипотетически, естественно, поскольку Германию и Австро-Венгрию еще следовало сокрушить) Сербии, Болгарии и Греции.,
