Так реализовался в Османской Турции тезис парижской конферешщи о “виновниках в войне”.
Первые, т. е. непосредственные виновники войны, фактически ушли от наказания, либо были вне пределов досягаемости: Энвер-паша, Талаат-паша, Джемаль-паша и Джавид-бей. Разрыв отношений Германии с Турцией 24 декабря 1918 г. положил конец вопросу о выдаче немецкой стороной скрывавшихся в Германии лидеров младотурок. На трех публичных процессах в апреле — июле 1919 г. были осуждены как “виновники войны” и как “виновники в войне” приговорены к смертной казни все члены триумвирата, а также мутассарыф (губернатор) Токата Кямиль Махмуд-паша, инициатор и участник расправ над армянами. Публичная казнь Махмуд-паши через немыслимо позорное для мусульманина повешение стало своего рода искупительной жертвой всего младотурецкого руководства. Мир ислама на Ближнем Востоке содрогнулся от ужаса. Другие, как например духовный глава мусульман Турции, или шейх уль-ислам периода войны Муса Кязим-эфенди, как упоминавшийся нами бывший министр внутренних дел и посол в Стокгольме Исмаил Джанбу-лат-бей, имевший мужество вернуться из тихой нейтральной Швеции в горящий Стамбул в конце 1918 г., получили различные сроки каторжных работ. И несли наказание с достоинством мучеников за правое дело.
Эти процессы, гласное, опубликованное в западной прессе признание вины за устраненным с политической арены младотурецким руководством давали султанскому кабинету моральное право обратиться к Парижской мирной конференции с приличествующим заявлением.
Наконец, 17 июня 1919 г. великий везир как глава кабинета был выслушан Советом десяти. “Я не посмел бы предстать перед столь высоким собранием, — начал он, поглаживая бороду, свою пространную речь, — если бы думал, что османский народ в какой-либо степени разделяет ответственность за войну, опустошительную, огнем и мечом поразившую Европу и Азию”. Речь последнего великого везира великой империи Дамада Ферид-паши была составлена в духе османской дипломатии XIX в.: цветисто, торжественно (сам Ферид-паша выглядел очень достойно и благообразно в своей полуевропейской одежде, но в феске и с холеной, подкрашенной хной бородой).
Манерой и содержанием речи, рассчитанной на сочувствие Америки, Англии и Франции, он напоминал картину заседания международной конференции в Стамбуле в декабре 1876 г., когда провозглашением первой конституции Высокая Порта надеялась предотвратить вмешательство держав в подавление освободительного движения в Европейской Турции. Времена ныне были другие. Ферид-паша скоро ощутил явное невнимание конференции к своей преамбуле и перешел к сути дела.
Остановившись на проблеме “вины войны”, он фактически предложил приравнять младотурецкий геноцид в отношении христиан Османской империи к “страданиям и бедствиям трех миллионов мусульман империи”. В такой постановке проблемы в отношении резни армян и греков стамбульский режим выглядел как бы и сам пострадавшим; довольно логично прозвучала и следующая мысль великого везира: надо признать старый добрый принцип статус-кво в отношении Османской империи в границах 1913 г.
Это должно было, как полагал Ферид-паша, понравиться Англии и Франции и напрочь отбросить греческие и итальянские притязания на территории в Малой Азии. Тем более что возврат в османское лоно земель в Западной Фракии — очевидная мелочь (для османского трона) по сравнению с тем, что в “турецком вопросе затронуты интересы, — как подчеркнул Ферид-паша, — трехсот миллионов мусульман всего мира”.
Вообще-то, панисламизм в речи великого везира звучал многократно, но звучал пронзительно и одиноко, * как призыв муэдзина к первому намазу в предрассветной тишине Стамбула.
Далее Ферид-паша вдохновенно говорил, что мусульмане Османской империи и других стран Востока неразрывно связаны со Стамбулом как столицей Османской империи и одновременно — центром халифата. Причем “чувствами и узами более глубокими, чем национальные принципы” Он говорил, что по обе стороны Тавра (он имел в виду прежде всего турок и арабов) “людей связывают одни и те же идеалы, воззрения и материальные интересы”. То, что Дамад Ферид-паша вещал о единстве семьи османских народов, распад которой был бы “гибельным для мира и спокойствия на Востоке”, должно было относиться и к арабским, и к европейским владениям Османской империи периода до начала первой мировой войны.
Великий везир неожиданно умело прошелся по большевизму и, чтобы сделать приятное Вильсону и его коллегам по интервенции в России, справедливо усмотрел в нем общность с анатолийскими кемалистами — революционерами, покушавшимися в равной мере в России и в Турции на священные принципы собственности. Он отметил всеобщее внимание “народов империи” к “14 пунктам”, но желания принять какой-либо мандат отнюдь не выказал и остался в этом вопросе на уровне общих деклараций о важности понимания и помощи со стороны держав в деле восстановления престижа и значения Османской империи в послевоенном мире.
Интерес к выступлению великого везира в слушателях, а ими, напомню, были члены Совета десяти, временами разгорался, но быстро угасал, как гаснет огонек в кальяне, который не потягивает курильщик. А ждали западные делегации от выступления Ферид-паши многого, каждая — в свою пользу. И вот почему.
Еще 13 мая 1919 г., после того как “Большая тройка” уверовала, в очередной раз неудачно, в скорое падение большевиков в России и, более удачно, в подписание немцами предложенного им Версальского мирного договора, а греков утешила разрешением на оккупацию Измира, было решено обратиться к турецкому вопросу. К этому времени США санкционировали захват Египта Англией и английскую оккупацию (в перспективе) Ирана. Быстро была согласована, как мы видели, общая идея — прекращение турецкого суверенитета над Стамбулом, Проливами и Мраморным морем, над всей Европейской Турцией. Мандат на управление ими, а также на Армению, должен был получить американский президент (скорее всего).
Раздел Малой Азии вызвал тогда же, в мае 1919 г., острые дебаты между Клемансо и Ллойд Джорджем; тем более что надлежало (по мнению В. Вильсона) уделить что-то и Италии, в противовес Греции. Греческие войска тем временем 15 мая 191р г. начали высадку в Измире, сопроводив ее массовыми убийствами мирного турецкого населения. В тот же день, 15 мая, итальянцы высадили войска к югу от Измира, в “греческой зоне", чем крайне досадили “Большой тройке”, спутав им красиво сданные карты раздела Турции. О массовых жертвах среди местных турок пресса Запада в те дни молчала, как бы не замечая дикого насилия “цивилизованных” греков и итальянцев над “дикими турками”.
В. Вильсон в этой ситуации еще раз проявил себя виртуозом игры на турецком барабане. Не сомневаясь, что остаткам султанских войск не устоять перед массированным вторжением греческих войск, застоявшихся и явно превосходивших их в вооружении, он заговорил о сохранении за султаном Мехмедом VI “трона и места” — Стамбула.
Исполнил свою партию на ударных и Ллойд Джордж. 17 мая 1919 г. перед “Большой тройкой” предстала заблаговременно вызванная им из Индии делегация в составе представителей индийских колониальных властей и Мусульманской лиги.
Члены делегации (и англичане, и индийцы) дружно просили оставить Стамбул за турецким султаном-халифом, которого “любят и почитают все индийские мусульмане”; прозвучало недвусмысленное предостережение о непредсказуемых волнениях в исламском мире, если халиф-султан падет, а Османская Турция будет расчленена между европейскими державами.
