Угроза была достаточно реальная, если учесть массовые антибританские волнения в 1919 г. в Северной, Северо-Западной и Центральной Индии. Султан-халиф мог бы своим авторитетом оказаться весьма полезным для сдерживания страстей в Британской Индии.
Д. Ллойд Джордж во время речей индийской делегации умело делал вид неожиданности и потерянности, “почти все время подпирал голову рукой, как бы в состоянии глубокого размышления”, —_ записал не без ехидства член итальянской делегации А. Марескотти.
Однако принстонский профессор тоже умел играть в “две лузы от борта”. Вильсон пару дней пребывал якобы в волнении, был под глубоким впечатлением речей, прозвучавших из глубин Востока о турецком суверенитете, о правах азиатских наций на самоопределение. Он пошуршал многочисленными вариантами решения судьбы Стамбула в своей стальной шкатулке и 19 мая 1919 г. изрек: султана-халифа надо обустроить в Стамбуле на манер Папы Римского в Ватикане, а Франции передать право на заключение с султаном прямого договора, без Лиги Наций. О французском контроле (Вильсон деликатно назвал это “советами” в области экономики и внешних сношений) следовало поговорить отдельно.
Искушенные в больших дипломатических играх Клемансо и Ллойд Джордж дружно восхитились профессорской мудростью президента, но попросили его изложить все это на бумаге. И добились своего. В середине мая заседания “Большой тройки”, по замечанию американского эксперта, были больше похожи на “первоклассную собачью драку”, чем на переговоры руководителей великих держав.
Все они хотели разодрать на куски Малую Азию, рычали друг на друга, но притом все боялись всех: русских большевиков на Севере, турецких националистов в Анатолии, греков в Измире, мусульман во всем мире, да заодно и друг друга. Появлялись проекты — сюжеты с двумя султанами (на юге и на севере Анатолии); возникали проекты “легкого мандата” для США на Анатолию; временного мандата, тоже для США, — на русское Закавказье и на весь Кавказ. Францию и Англию пьянил запах нефти в мусульманских странах, над всеми витал дух соглашения 1915 г. “Сайкс-Пико” — цветные зоны раздела Турции ласкали глаза победителей, тем паче, что “русский кусок” был за ними.
Мудрый Клемансо опомнился первым и 30 мая 1919 г. предложил пригласить турок. Ллойд Джордж поддержал идею немедленно, а Вудро Вильсон несколько заколебался. Тогда Ллойд Джордж пустил в дело балканский фактор.
Он сказал президенту, что с турками надо поговорить напрямую, что есть еще и такая проблема, как вопрос о Фиуме (Риеке) и, если Риеку отдать сербам (“южным славянам”), то не окажется ли лет через пять Россия на берегах Адриатики…
Вильсона эта перспектива заставила содрогнуться, и он категорически заявил, что “Россия будет заперта в Черном море, благодаря тому, что какая-либо другая держава будет владеть Босфором и Дарданеллами”. “Ручной султан” и “управляемые”, лучше сказать, направляемые турки, хорошо напуганные Грецией, в этот момент представлялись “Большой тройке” наиболее удачным выходом из лабиринта межсоюзнических противоречий.
Вот чем объясняется внимание к Дамаду Ферид-паше в начале его речи, нетерпеливое постукивание карандашами по столу в середине и возмущение в конце. Неблагодарные турки требуют имперского суверенитета! Президенту США выдержки и такта в крайне острых ситуациях не хватало. Он негодовал больше всех. Клемансо и Ллойд Джордж предлагали набросать хотя бы краткие условия мира, пока турки в Париже. “Их уже выслушали, — отрезал Вудро Вильсон, — а они обнаружили абсолютное отсутствие здравого смысла… Им лучше уехать”
[27].
На прощание турецкая делегация получила ноту от имени держав, в которой содержался надуманный и явно нелепый упрек в том, что турки-османы не имеют способности управлять другими нациями (как будто конференция выбирала управляющего имением). Другое положение ноты — относительно неумения турок “осваивать мирным путем то, что было завоевано с оружием в руках”, — также было демагогическим приемом. За ним можно увидеть идеи Ллойд Джорджа: турки якобы не умеют вести хозяйственную жизнь, и заброшенные пустыни Малой Азии нуждаются в греках и итальянцах, и там достаточно для них места
[28].
Обещание в будущем войти в контакт с турецким правительством, когда наступит благоприятный момент, означало не более чем небрежное “прощайте”, перед тем как окончательно захлопнуть дверь за уходящими в небытие османами…
В конце июня 1919 г. Парижская мирная конференция еще несколько раз возвращалась к турецкому вопросу. Однако обсуждение мирного договора было отложено, поскольку оставалось неясным — возьмет ли президент США, наконец, предложенный ему мандат на управление зоной Стамбула и Проливов. В. Вильсон уклонялся от прямого ответа и переводил разговор на будоражившую всех тему укрепления у власти большевиков в России и на неопределенную, нескончаемую проблему итальянских притязаний…
По верному замечанию А.Ф. Миллера (1947), известного российского турколога, которого я не раз упоминал, вопрос о Стамбуле и Проливах, “начиная со второй половины 1919 г., рассматривался Парижской конференцией уже не как окончательно решенный в пользу США, а как проблема, требовавшая изучения”.
3. Наследники предъявляют права
Пока в Париже шли нескончаемые переговоры о разделах османского наследия, в Анатолии набирался сил подлинный правопреемник Высокой Порты — турецкие национальные организации.
На конгрессах революционных организаций кемалистов в Эрзеруме (август 1919) и в Сивасе (октябрь 1919 г.) принимались обтекаемые резолюции о желательности помощи со стороны “незаинтересованной державы”, как подчеркивалось, небольшевистскому движению за спасение Турции; много говорилось о необходимости беспристрастного изучения таковой державой (иногда прямо называли США) положения дел в Анатолии “до произвольной передачи народов и территорий Османской империи по мирному договору”.
Миссии в Анатолию, предпринятые американцами (Кингом-Крейном, Дж. Харбордом, Эд. Брауном), французами (миссия Берты Жорж-Голи и Жоржа Пико), а также англичанами, проводились, как правило, либо в тайне друг от друга, либо с сокрытием итогов. Эти миссии вызывали взаимное недоверие у держав — участниц переговоров — и разочарование у кемалистов.
