Змей и голубка. Возвращение
И соделал уста мои как острый меч; тению руки Своей покрывал меня, и соделал меня стрелою изостренною; в колчане Своем хранил меня.
Книга пророка Исаии 49:2
Они шли прямо на меня. С оглоблями, вилами и топорами. Вел их плечистый мужик с рыжей, нечесаной шапкой волос, одноглазый – на месте второго глаза был грязно-красный, припухший шрам. Я придержал коня на середине улицы, поскольку не намеревался уступать им дорогу. Ибо где это видано, чтобы инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона отступал перед пьяной толпой?
– Стоять! – крикнул я. – Именем Святого Официума!
Меч мой висел у конского бока, однако я не стал за ним тянуться. Если бы мне повезло, сумел бы справиться с четырьмя или пятью противниками, но впереди стояло самое малое двадцать мужчин. Большинство были пьяны, но даже пьяному человеку удается порой воткнуть другому вилы в брюхо или развалить голову размашистым ударом секиры. Поэтому не мечу охранять меня – но уважению к святой Церкви. Ибо Добрая Книга утешает нас, что «не от множества войска бывает победа на войне, но с неба приходит сила»
[9].
По крайней мере, они не смогут сделать этого безнаказанно. Они ведь, пусть и опьяненные, должны помнить старую поговорку: «Когда инквизитор гибнет, черные плащи пускаются в пляс».
Они остановились.
– Инквизитор? – прорычал рыжеволосый полувопросительно. – И что вы здесь делаете… господин? – добавил после паузы.
– Это я вас спрашиваю, что вы делаете, – сказал я твердо. – Как тебя звать, человече? – Я дернул узду, и конь подступил на несколько шагов к возглавлявшему толпу верзиле.
Тот хотел было спрятаться за спинами товарищей и отступил на три шага назад. Но и после этого остался впереди, поскольку товарищи его были сообразительными малыми – и тоже отступили. Я заметил, что несколько даже успели раствориться в темных закоулках.
Я усмехнулся, поскольку все шло именно так, как должно было идти.
– Гаспар, по прозвищу Морда, прошу прошения у вашей милости, – сказал одноглазый, на сей раз смиренно стянув шапку. Смял ее левой рукою, а правую, в которой держал топор, спрятал за спину.
– За кем гонитесь, Гаспар? – спросил я ласково. – И не может ли вам помочь инквизитор Его Преосвященства?
Тот сглотнул, дернув кадыком. Помощь инквизитора наверняка было последним, о чем он мечтал.
– Ни за кем, вот, прощения просим, ваша милость… – пробормотал, и нетрудно было понять, что врет.
Я глянул вправо, где в предвечернем свете открывалось горло узенькой улочки.
– Кто там?
Я подождал минутку, а когда понял, что ответа не получу, дернул поводьями.
– Ступайте домой, люди! – приказал громко.
Выждал, пока они подчинятся, и двинулся в сторону затемненного проулка.
Крыши домов склонялись над улицей низко, и было не разглядеть, что происходит на другом ее конце. Сама же она была пуста, ставни закрыты. Ехал я медленно, шагом, внимательно глядя во мрак. Что бы там ни скрывалось, оно разозлило и напугало тех людей, оттого и вашему нижайшему слуге стоило оставаться настороже. Но меча из ножен я так и не вынул. И внезапно услыхал тоненький плач. Звук – отголосок наполненного отчаянием подвывания, в котором, однако, различались и отдельные слова.
– Нельзя, – шептал тот голос. – Нельзя, нельзя, нельзя…
Я увидел во мраке темную фигурку, скорчившуюся в узкой щели между стенами домов. Это была длинноволосая женщина в широком плаще. Сидела, согнувшись – будто стараясь занять как можно меньше места и слиться с окружением. Руками обнимала ноги, спрятав голову меж коленями. Черные растрепанные волосы спадали до земли, почти прикрыв ее стопы. Я не мог разобрать черты лица, слышал лишь тихое, стонущее бормотание.
– Не убивать, нельзя убивать, – говорила с таким отчаянием, словно старалась кого-то убедить в справедливости своих слов.
Я осторожно спешился. Наверное, она только теперь меня услышала, потому что подняла голову.
– Уезжай, уезжай, уезжай! – захныкала.
Мои глаза уже привыкли к полутьме, поэтому я различил бледное лицо, на котором выделялись огромные черные глаза. Женщина была грязна, мой нос отчетливо ощутил смрад застарелых пота и крови.
– Не бойся, – сказал я ласково. – Не хочу причинить тебе вреда.
Заметил, что она вся трясется, но глаза ее внимательно следили за мной. Странно, я не увидел испуга. Кем была эта женщина, если пара десятков мужчин столь яростно ее преследовали? Какие преступления совершила? А может, вся вина ее состояла в том, что она безумна? Не раз и не два мне доводилось видеть, как в селах и местечках расправлялись с невинными идиотами, наивно полагая, что безумие их – суть дьявольский стигмат. Будто Сатана не мог найти куда более действенных орудий, нежели сельские дурачки. Будь все так на самом деле, мы, инквизиторы, были бы не нужны, а для поддержания Божьего мира хватило бы толпы простолюдинов с топорами и вилами.
– Я не хочу причинить тебе вреда, – повторил я тихо, но очень отчетливо. – Ты голодна? Хочешь пить?
– Голо-о-одна-а, – протянула она, все время пристально на меня глядя. – Да-а, голо-одна-а, о-очень голо-одна-а…
У меня в сумах были остатки хлеба, сыра и вина, поэтому я достал из торбы узелок и ополовиненную баклагу. Приблизился снова, присел, протянул все это женщине. Она быстро схватила еду: я и понять ничего не успел, а она уже держала еду в своих руках. Я заметил, что руки ее грязны, с обломанными ногтями. Вгрызлась в черствый хлеб, потом затолкала в рот едва ли не весь кусок сыра. Я подал ей баклагу с вином, а она снова вырвала ее столь же быстро: я не успел бы отдернуть руку, даже если б захотел.
Держи она в руке нож – ты был бы уже мертв, Мордимер, подумал я, и от мысли этой содрогнулся до глубины души, поскольку бездомная девица сумела застать врасплох инквизитора Его Преосвященства. А это недопустимо ни при каких условиях. Недаром Святое Писание предостерегало не взирать на лица, что, кроме прочего, означало еще и не верить кажимости.
Я медленно отступал, все время внимательно следя за женщиной, которая поглощала вино и еду с завидным аппетитом. Она как раз прикладывала к устам баклагу, и вино широким ручьем стекало по ее подбородку на плащ, лилось по судорожно стиснутым пальцам. Она интриговала меня все сильнее – вернее, интриговала меня удивительная быстрота ее движений, которую я отметил, когда девушка отбирала у меня еду. Была по-кошачьи, нечеловечески ловка.
Кто же она такая? Я не ощущал вокруг нее темной ауры, но по опыту знал, что это совершенно ни о чем не свидетельствует. Людей, отмеченных дьявольскими знаками, иной раз заметить столь же легко, как факел в темной комнате. Но столь же часто сатанинская сила позволяет им скрываться даже от внимательного взгляда инквизитора. Конечно, лишь до того момента, как инквизитор проведет соответствующие ритуалы.
