Юрий издает глухой стон и смотрит на меня.
– Пить…
Протягиваю ему бутылку воды и помогаю сделать пару глотков. Он еще бледен, но у меня нет времени ждать, когда ему станет хорошо. Включаю диктофон и начинаю задавать вопросы.
– Зачем тебе Алиса? Меня было мало? Что за игру ты затеял?
– Сама спроси…
– Я хочу, чтобы мне ответил ты.
– Хотел заменить ей тебя. Не вышло, – говорит Юрий и садится. – Она должна была стать следующей, но после твоего исчезновения все пошло не так. А когда погиб твой отец, игра потеряла смысл. Жажда осталась, но кайфа больше не было… Я словно залип на тебе. Той единственной, что от меня сбежала и исчезла после выстрела. Я не мог выбросить тебя из головы. Не было дня, чтобы я не думал о тебе…
– Как трогательно!
– Алиса лишь напоминание о тебе…
– Она знает правду о тебе?
– Алиса знает достаточно, но не все. И тем не менее, она помогала мне замести следы, когда я убил свою жену. Вот та докопалась до всего и предъявила мне счет, который я не мог оплатить… Я не знал, что старшая дочь дома.
– Ты убил свою дочь?
– Это был несчастный случай, – отводя взгляд в сторону, отвечает Юрий. – Твоей сестре соврал, что хотел развод, а жена мне отказалась его давать, и мы повздорили. Дочка хотела защитить мать и, упав с лестницы, сломала шею. Все ради нее, ради Лисы, – Юрий хрипло смеется. – Чувство вины вспахано и засажено… Оно смешивается с преданностью и покорностью. От этих красок никогда не отмыться, они, словно кровь, всегда будут бежать под кожей.
– Неужели следствие вели дебилы?
– У меня очень хорошие связи. Ведь у всех есть свои грязные тайны, – отвечает Юрий. К нему возвращается бодрость, и надо использовать эту паузу, пока он снова не вырубился.
– Алиса покрывала тебя, когда ты убил Леню?
– Конечно. Она ведь теперь полностью на моей стороне. Бедная девочка чувствует себя настоящей героиней! Спорим: ты не знала, что она сходила по мне с ума и ты всегда была ее соперницей?
Такое мне даже в страшном сне не приснилось бы! Но что, если Юрий блефует? Или я была настолько слепа?
– Чем тебе помешал Леня?
– Он искал тебя. Докопался до сути, ублюдок… Пришел с вопросами, где ты. Сказал, что пошлет свои находки в полицию, если я не расскажу о тебе. У меня не было выхода.
– Только не говори, что сожалеешь.
Юрий смеется. Его взгляд прояснился, и уже трудно поверить, что еще несколько минут назад он просил пощады, изнывая от боли. Передо мной снова самодовольный гад, который считает себя богом. Бросаю взгляд на часы. Новый приступ боли должен вот-вот начаться.
– А теперь я хочу признание, – спокойно говорю я. – Подробное, точное. Если оно мне понравится, я дам тебе противоядие. Если нет, то ты будешь неделю умирать в муках, еще более жутких, чем ты только что пережил.
– Сдается мне: ты блефуешь.
– Сдается мне: ты совсем меня не знаешь.
– Твой отец был бы в тебе разочарован.
– К нему у меня тоже есть вопросы, – говорю я, направляя на Юрия пистолет. – А теперь вставай и займемся делом. У тебя сейчас есть пленницы?
Юрий издевательски улыбается и молчит. Мне хочется его ударить. Бить лицом об стену, пока оно не превратится в месиво, но я жду, когда подействует препарат. Он будет намного эффективней моей ярости. Хотя, может быть, пусти я в ход кулаки, меня бы отпустило быстрее. Я так ненавижу его за все, что он сделал, что боюсь: эта ненависть сожрет меня.
– Ты уверена, что я напишу правду? – к Юрию возвращаются наглость и бахвальство. Мало я его мучила, надо было больше.
– Если хочешь жить – напишешь.
Юрий хочет что-то возразить, но его накрывает новый приступ боли. Равнодушно наблюдаю за его страданиями.
– Я повторяю свой вопрос – у тебя сейчас есть пленница?
– Да… – сквозь зубы цедит Юрий. – Девочка из деревни, ее никто не ищет…
– Где?
– Федоровские конюшни, – губы Юрия искажает злобная улыбка. – Не найдешь ведь все равно… А она там. Голая и в цепях. Я не кормил ее три дня. Возможно, она уже мертва.
Медленно дышу, чтобы не сорваться и не проломить Юрию череп.
– А теперь мне нужно признание, – напоминаю я. – Если мне все понравится, я дам тебе противоядие. Если нет, ну… ты сам понимаешь, мы грустно попрощаемся.
– Правда может тебе не понравиться… – шепчет Юрий и сплевывает на пол сгусток крови.
– Помнится: ты сказал, что все дело в том, чьи мы дочери… – глядя ему в глаза, напоминаю я. С губ Юрия слетает восторженный возглас.
– Наконец ты начинаешь задавать правильные вопросы.
– И кем же был мой отец? – мне больно задавать этот вопрос, но я вижу, как оживает взгляд Юрия. Он словно забывает про боль.
– Сыном бога, – кривясь в усмешке, произносит он. Это выбешивает меня, и я бью его ногой в грудь. Юрий скрючивается от боли. Глухой стон переходит в хохот и тут же обрывается.
– Я же говорил… Правда тебе не понравится.
– Ты убивал, чтобы произвести на него впечатление? – спрашиваю я, сжимая пистолет. Меня трясет от страха и отвращения. Юрий безумным взглядом смотрит на меня и улыбается окровавленными губами.
– Я убивал, чтобы исправить то, что он натворил… такой приказ мне дали. Уничтожить их. Но никто не сказал, как я могу это делать… И я счел, что это должно быть что-то особенное. Я сам сделал выбор, как сделать мир лучше, – говорит Юрий. Его дыхание то и дело сбивается, со свистом вырываясь из груди.
– Кто тебе дал такой приказ?
– Этого я тебе сказать не могу. Но твое имя также было в этом списке. Как и твоего отца. Его я оставил на десерт, но…Упустил. Увы… А твоя сестра… Я бы убил ее, как только ваш отец перестал прикидываться мертвым, – устало произносит Юрий. Он тяжело сглатывает, глаза закрываются. – Если этого не сделаю я, придут другие.
– Ты проводник? – спрашиваю я. Юрий лишь мотает головой. – Но между мирами можешь ходить?
Юрий снова мотает головой. Из его глаза по вискам катятся слезы. Сомневаюсь, что они имеют отношение к раскаянью. Скорее всего, так странно действует препарат.
– А теперь садись и пиши имена всех тех, кого ты убил, – сурово произношу я.
Юрий достает бумагу и начинает писать. Он иногда вздрагивает, по его телу пробегают судороги. Его это пугает, и он замирает, перестает писать, прислушиваясь к себе. Облегченно вздыхает и продолжает снова водить ручкой по бумаге. За окном темнеет. Мне хочется есть и спать. От тяжести пистолета болит запястье.
– Все, кого вспомнил, – говорит Юрий, придвигая ко мне три исписанных мелким почерком листа.
