Онлайн книга «Мертвый час»
– Маленькая ложь, граф, рождает большие подозрения. Советую дальше говорить правду и только правду. В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое июля вы посещали Красовскую? – Нет, за пару недель до этого мы поссорились и разошлись навсегда. – А вот кучер ваш утверждает, что довез вас до Артиллерийской и высадил у дома Красовской! – Идиот! – Вы или он? – Что вы себе позволяете, господин асессор? – вскочил с места Волобуев. – Сядьте, граф, сядьте. Думаю, пора вам признаться. – Подите вон. – Только вместе с вами. – Я буду жаловаться. – Сколько угодно! В камере вам подадут бумагу и перо. – В камере? Я арестован? – Пока просто задержаны по подозрению в убийствах. – Но я никого не убивал. – Разве? Красовскую застрелили из вашего револьвера. – Не может быть. – Еще как может. – Его у меня украли. Точно! Вот и разгадка. Грабитель с убийцей – одно и то же лицо. – Невозможно. Ограбление случилось в полвторого в Рамбове, а убийство в час ночи в Петербурге. – Поверьте, я не заходил в ту ночь к Катерине. – А зачем приезжали? – Хотел попрощаться, извиниться за ссору. – Красовская ждала вас? – Нет, то был экспромт. Я подъехал, взглянув на окна, понял, что она ждет кого-то другого, и спрятался за угол. Через некоторое время подъехал Урушадзе с букетом, его впустили в дом. И все! Я ушел несолоно хлебавши. – Свидетели? – Я был в бешенстве, шел пешком до Большой Морской. – Когда вы уезжали в Петербург, револьвер находился в ящике? – Да. Крутилин поднялся и подошел, чтобы осмотреть ящик. – Его недавно чинили? – уточнил Иван Дмитриевич, увидев свежие, еще не покрытые лаком вставки. – Да, после грабежа. – Откройте-ка. Граф достал из кармана связку, выбрал нужный ключ, провернул его в замке, потянул за ручку и обмер: – Что это? Крутилин достал из ящика склянку с притертой крышкой. В таких аптеки отпускают лекарства. Склянка была пустой, но, судя по надписи на этикетке и запаху, в ней когда-то содержался хлороформ. Тарусов маялся от духоты и безделья. Заботливая Сашенька передала ему вчера связку книг, но, увы, одну беллетристику, которую князь не жаловал. Но пришлось читать, чтобы хоть на время забыть про кошмарный сон, в котором Дмитрий Данилович очутился. Иван Дмитриевич, подъехав с Плешко к арестному дому, перво-наперво осмотрелся – избу, в которой помещались подследственные, окружал невысокий заборчик, через который ловкий человек легко перепрыгнет. Так-так-так! Вход в камеру для низших сословий находится в поле видения надзирателя, сидевшего у ворот, а вот вход в камеру для дворян ему не видать. – Пойдемте, – поторопил его Плешко. – Надо извиниться перед князем. – Идите, а мне позвольте полюбопытствовать, – и неожиданно для полицмейстера Иван Дмитриевич направился к подлым сословиям. Плешко поплелся за ним. Его отношение к Ивану Дмитриевичу волшебным образом изменилось. Еще час назад он возмущался, ерепенился, но, убедившись в правоте начальника сыскной, поспешил переметнуться. Теперь разве что портфельчик не нес за Крутилиным. Надзиратель отпер камеру. Крутилин вошел и сразу отпрянул обратно на воздух: – Ну и парилка. Да еще совмещенная с отхожим местом. Зачем над людьми издеваетесь? – Тяжелые условия помогают преступникам осознать тяжесть содеянного и встать на путь исправления, – глубокомысленно изрек Плешко, благоразумно прикрыв нос платком. – Преступниками их еще не признали. А уже мучаете! Иван Дмитриевич, задержав дыхание, снова вошел вовнутрь. И вот удача – обнаружил знакомца, банщика [140] по кличке Футляр. – Ба! Иван Дмитриевич! Неужели сюды перевели? – приветствовал его фартовый. – Здорово, Футляр! Ну-ка, давай выйдем, воздухом подышим. Плешко взирал на питерского коллегу с недоумением. Сам он с задержанными беседовал исключительно зуботычинами, а Крутилин говорил с Футляром как с равным. – Вам про те порядки, что вчера, али что теперь? – переспросил он Ивана Дмитриевича. – Про вчерашние. – Понимаю. Ищете, кто фраера макнул. – Может, подскажешь? Футляр пожал плечами: – Точно не фартовые. Иначе бы мне шепнули. – Пройти сюда было трудно? – Был бы пятачок. Пускали всех, кто хотел. Но к дворянам прейскурант дороже, полтинник. – Камеры на ключ закрывали? – Что вы? До сего дня таких издевательств не было. Все по-человечьи. Двери были нараспашку. Сами ведь убедились, когда закрыты – пот ручьем и нечем дышать. Само собой, давали дядьке [141] слово, что виры [142] не допустим. – А мог посетитель заплатить пятачок, будто в вашу камеру идет, а сам отправиться к дворянину? – Почему нет? Никто за ними не следил. Но… – Что «но»? – Одет должен был не по барски. Иначе полтинник. – У вас, смотрю, не забалуешь. Крутилин расстроился. Если к Четыркину заходили только двое – Тарусов и Волобуев, – один из них точно убийца. И сомнений кто – никаких. Но если мог зайти любой обладатель пятачка, доказать вину Волобуева будет ой как непросто. Выпущенный с извинениями из арестного дома Дмитрий Данилович пригласил Крутилина отобедать. Отца на даче уже не застал – тот, выпросив у Сашеньки на дорогу десять рублей, отправился в Озерки. Ася, дожидавшаяся Тарусова с самого утра, узнав об аресте отца, хотела уйти домой, чтобы поддержать мать, но Александра Ильинична настояла, чтобы она тоже села за стол. Когда мужчины перешли к коньяку, а дети к десерту, княгиня Урушадзе осторожно поинтересовалась у Ивана Дмитриевича: – Авика отпустят? – Нет, увы. Попытка сокрытия трупа и кража денег – тоже весьма серьезные преступления, – объяснил Крутилин. – Не исключаю и того, что следователь предъявит вашему мужу обвинение в соучастии в убийстве. Ася всхлипнула, положила вилку, которой ковыряла пирожное, и выбежала в сад. |