Онлайн книга «Сломанная тень»
Но Андрей Артемьевич, поддерживаемый под руку Ольгой, уже ковылял к выходу. – Андрюша! Ну, хочешь, я извинюсь перед Ирой? – бросилась вдогонку Лаевская. – Я на колени встану! Я ей руки облобызаю! И Ирине! И Марфуше! Андрюшенька! Олечка! Ну, останьтесь! Представить дом без Ирины Лукиничны Андрей Артемьевич не мог. Под его крест она давным-давно подставила плечо – управлялась с хозяйством, растила детей. Однако в пылу ссор пугала давнишней мечтой – удалиться в монастырь, и Лаевский-старший опасался ее ухода. – Не обманываешь? – Попрошу! Попрошу! Клянусь! Только пусть все останутся! – Господа! – Андрей Артемьевич перевел взгляд с Тоннера на Баумгартена. – Я вас очень прошу. Хозяину отказать было неудобно. – Все равно троих не хватает! – сосчитал присутствующих Кислицын. – Ирина с Марфушей! Двенадцать! – загнула пальцы Лаевская. – Хм! Вызывать духов они вряд ли станут! – предположила Полина. – А обязательно участникам знать французский? – поинтересовался Кислицын у Леондуполоса. – Нет! – Сейчас приведу кого-нибудь из слуг. Они в конце концов тоже люди. И Тучина потороплю. – Де ж я очи твои блакитные бачыв, хлопец? – Чего? – удивился опрятный мужичок, переминавшийся с ноги на ногу у швейцарской. – Рожа мне твоя знакома, говорю, – на чистом русском повторил Филипп Остапович. – Только запамятовал, где видел! – Пить надо меньше, тогда и память прояснится! Швейцар схватил мужичка за грудки: – Що ты казав? Голубые-голубые глаза смотрели на Филиппа Остаповича без всякого испуга, с дерзкой насмешкой: – Дурень, говорю. – Ах ты! – Филипп Остапович замахнулся огромным кулаком, но ударить не сумел. Мужичок легонько ткнул его пальцем меж ребер, и швейцар согнулся в три погибели. – Что такое? – грозно спросил подошедший Никанорыч. – Да на горшок солдатик захотел. Вишь, как скрутило! – А это, Тихон, барин твой! Александр Владимирович! – представил Никанорыч Тучина. – Как звать? – спросил Тучин. – Тихон Корышев! Тверской губернии, К-ского уезда, его благородия помещика Савостьянова крепостной. – У кого раньше служил? – Да много у кого! Я полгода в деревне, а полгода тут. Какую работу найду, такую и делаю. Детишков много. С месяц назад еще десять было, а теперь, может, и все одиннадцать. А то и дюжина, коли двойня. Баба моя рожает и рожает, рожает и рожает! И всех корми! И водовозом был, и фрухтами торговал, а больше в услужении. – Что умеешь? – Все, барин, умею! – Стирать? – Могу! – Гладить? – Пожалста! – Стричь? – Не извольте беспокоиться! – Брить? – А на меня посмотрите! – лицо у крестьянина было гладкое, ни щетиночки. – Грамоте обучен? – А зачем? – Действительно, зачем! – согласился Тучин. – Воруешь? – А зачем? – повторил Тихон. – Да хороший он парень! Не сомневайтесь, Александр Владимирович! – встрял Никанорыч. Тишка на славу угостил его в «Васильке» и сразу стал закадычным другом. – Что, Остапыч? Полегчало с животом? Швейцар наконец разогнулся. – Бачив я десь твого Тихона! Тільки де, не пам’ятаю! [13] – сказал Филипп Остапович. – Я тебе, хохол, уже напомнил где! Во сне! – Тихон, ухмыляясь, посмотрел на швейцара голубыми глазами. – Ладно, беру тебя на службу! – решил Тучин. – Месяц в Петербурге поживем, потом ко мне в имение поедем, а там и рассчитаю. На Рождество домой вернешься. – Не! Так не пойдет. Хотя бы до марта. Звиняйте, барин! – Тихон поднялся с колен. – Пойду другое место искать! – Постой! – Тихон Тучину понравился. Услужлив, труд всякий знает, это по рукам видно. – Заплачу по март включительно! – Другое дело, барин! – мужичок снова сдернул шапку. – Как раз трое! То, что надо! – с лестницы спускался Матвей Никифорович. – Александр Владимирович! В гостиной общение с мертвецами начинается. Только вас и ждут! – Мертвецы? – усмехнулся Тучин. Кислицын крикнул слугам: – И вы, троица, пойдемте-ка за мной! – Они-то зачем? – удивился художник. – Софья Лукинична приказала. Для комплекта! В огромной гостиной горели всего две свечи. Стены маэстро украсил загадочными знаками, вырезанными из блестящей бумаги. Все встали в круг и взялись за руки, маэстро занял место в центре. Из приоткрытых окон веяло холодом, с Фонтанки несло тиною. Леондуполос быстро-быстро забормотал на латыни, то шепча, то вдруг завывая: – Perspector… Venus… necromantea … audi, vide, sile… mortifico… Mars [14] Тоннер, как ни прислушивался, смысла уловить не смог. Набор слов! Впрочем, нужно ли искать смысл в заклинаниях? Маэстро кинул щепотку какого-то порошка в прозрачную чашу, установленную на треножнике; в ней, ослепив зрителей, на секунду ярко вспыхнуло пламя. – Кто посмел беспокоить меня? – раздался вдруг глухой, будто из-под земли, голос. Все испуганно переглянулись. Говоривший, несомненно, находился в гостиной, но где? Никто сюда не входил, уста всех были сомкнуты. – Лаевский! Никак ты? – снова прозвучал неизвестно откуда голос. – Это вы, ваше величество? – испуганно спросил Андрей Артемьевич. Интонации показались знакомыми – говорил Александр Первый, которому много лет Лаевский имел счастье служить. – Ну наконец-то признал! – Господин Леондуполос! Это император? Александр Благословенный? – изумился Угаров. – Не знаю! – с поклоном сообщил маэстро. – Я не понимаю по-русски! Но на сеансах в Петербурге этот господин всегда появляется первым. – А я не гордый, могу и по-французски! – перебил Леондуполоса покойный император. – Что молчишь, Лаевский? Или не рад? – Рад, очень рад, – грустно ответил Андрей Артемьевич. – И я рад! Соскучился по тебе! Только вот обнять, как прежде, не могу! – император засмеялся. – Почему службу бросил? |