Онлайн книга «Сломанная тень»
«Хорошо, будь по-вашему! Двадцать пять! Но отдам их завтра, слово чести! Называйте имя!» «Не считайте меня дурой, барон!» «Я не захватил с собой денег», – объяснил я как можно спокойней, готовясь к новому выпаду. «Тогда до завтра! В пять на Малой Конюшенной». «Договорились», – я вскочил и тростью пригвоздил даму к стенке. Еще секунда, и вцепился бы ей в горло… – Она назвала имя? – затаив дыхание, спросил Тучин. – Нет! Я не обратил внимания на муфту. В ней она прятала пистолет, который, не раздумывая, разрядила мне в руку. От боли я упал на пол и потерял сознание. Очнулся в луже крови. Перевязав платком руку, с трудом выбрался из трактира. Переходя Садовую, чуть не попал под лошадь. По счастью, в пролетке ехал этот ваш… – Угаров. – Симпатичный, кстати, парень, я еще утром обратил на него внимание. – Отставить, Антон! – улыбнулся Тучин. – Он, увы, не наш! – Жаль! Так вот! Там ехал Угаров с доктором! Они усадили меня и привезли сюда. – Завтра на Конюшенную идем вместе! – решил Лаевский. – Передашь шлюхе деньги, узнаешь имя… – …а потом мы ее схватим и передадим полиции, – закончил его мысль Тучин. – Спасибо, друзья! – Откуда она знает про пароль? – задумчиво спросил Тучин. – Она же сказала! От убийцы! – напомнил Баумгартен. – Получается, убийца один из наших? – Получается так! – вздохнул барон. – Никто другой пароль не знает. Из столовой прозвенел колокольчик. – А вот и ужин, на который ты приглашен! Останешься? – спросил Лаевский у барона. – С удовольствием! Денис подождал после их ухода минуту-другую и тоже поспешил в столовую. Глава восьмая
– Полиночка! – окликнула Ирина Лукинична вошедшую в гостиную племянницу. – А где ты, ангел мой, была? – Я? – сжала на миг губки, словно нашкодивший карапуз, Полина, но мигом нашлась: – Княгиню Дашкину провожала! – Угу! – промолвила тетушка и, покачав головой, уткнулась в рукоделие. Дашкина-то с полчаса назад отъехала! С кем это племянница уединялась? За Полину Ирина Лукинична беспокоилась. Вроде и брак успешен: муж – хорош собой, богач, только вот счастья меж ними не чувствуется и с детками не спешат. А почему – молчат. После летних дач Полина вдруг в отчий дом вернулась. С одной-то стороны, понятно, Налединский – дипломат, вечно в разъездах… А с другой стороны, почему жену с собой не берет? Разве можно молодую красавицу надолго оставлять? С кем же Полина провела последние полчаса? – Что вы такое читаете? – спросила Кислицына Лаевская. – Стихи, сударыня! – Любовные? – Философские. Лорда Байрона. – Вы, говорят, и сами пописываете, Матвей Никифорович! Правда? Кислицын смутился: – Да! – Прочтите, умоляю! Что-нибудь, посвященное мне! – Вам? – Ну да! – София, София… – пробормотал Кислицын и, достав карандаш, принялся черкать у себя на манжете. – Прошу прощения за экспромт… – Просим, просим, – улыбнулась Полина. Надежда, Вера и Любовь — Вот ваши доблести, София. Живым елеем льется в кровь Премудрость ваша. Молодые Промчатся годы, словно дым. Что толку в них – прошли, и нету. Лишь ум сокровищем земным Считаем мы зимой и летом
[10]. – Браво! Браво! – закричала Лаевская. – Вы – душка! Полина оживилась: – Матвей Никифорович! А про меня стихов не прочтете? – Аполлинария… Аполлинария… – Кислицын принялся за другой манжет. – Сейчас, сейчас… Никак рифму не подобрать… – Наконец импровизатор вышел из трудного положения: Аполлинария, я вас Сравнил бы с розою цветущей, Чей несравненный аромат Нас в райские заводит кущи!
[11] – Замечательно! – похвалила жениха Ольга, ловко перебирая спицами. За время вынужденного отсутствия Ирины Лукиничны, двух месяцев, бесполезно проведенных в имении рядом с Софьей, домочадцы изменились. Кислицын вдруг уверенность обрел. Неужто с наследством дело сдвинулось? Марфуша взвинчена, по умершему ростовщику почему-то убивается, Полина в себя погружена, Андрей Артемьевич от воспитанницы не отходит, а сама Змеева… Господи! Что она вяжет? Пинеточки? Неужели? Вот беда… Хотя… Матвей Никифорович авансик получил, обратной дороги не имеет. А вдруг сама Ольга взбрыкнет? Когда Андрей Артемьевич с дрожью в голосе сообщил ей опекунское решение – выйти замуж за Кислицына, она смиренно ответила: «Хорошо», – и кротко улыбнулась. Эта самая кротость и волновала Ирину Лукиничну. Современные девицы все с гонором и норовом. Скажут «да», а сделают по-своему. Не то что в наше время! Кто Софушку спрашивал, когда Андрей Артемьевич сватался? Кто интересовался чувствами самой Ирины, когда отказали письмоводителю Максимову? Отрезал папенька: «Не пара», – вот и весь разговор. А то, что пары так и не нашлось и влюбленный Максимов с горя спился, никого не взволновало! Ирина Лукинична горестно вздохнула. – Оленька! Вот вы где! – в гостиную вошел Андрей Артемьевич. – Мой Наполеон вашего Веллингтона уже в хвост и в гриву чешет. Не порядок! Пора бы пруссаков справа запускать [12]. – Как-нибудь в другой раз, Андрей Артемьевич! Ужинать пора, – напомнила Ирина Лукинична и позвонила в колокольчик. – А разве мы еще не ужинали? – удивился старик. – Не успели! – с милой улыбкой напомнила ему Змеева. – Из-за раненого! – Да! Кстати! – оживился Андрей Артемьевич. – Как самочувствие барона? Ответил ему Тоннер. После разговора с Налединской доктор отправился навестить Баумгартена, но в кабинете Владимира никого не нашел и в поисках добрел до гостиной: – Надеюсь, нормально! Во всяком случае, барон уже на ногах. Извините, не успел представиться, – обратился доктор к старшему Лаевскому. – Доктор Тоннер, Илья Андреевич! Именно я удалял пулю барону. – А! Вот теперь я вас узнал! – обрадовался Андрей Артемьевич. – А рана не опасная? Кость не задета? |