Онлайн книга «Сломанная тень»
Царствие Александра Благословенного мирным не назовешь – врагов у России много (почитай, все соседи), вот и воевали без продыху. И везде Филипп Остапыч! Аустерлиц, Смоленск, Бородино, Ватерлоо… Всех полководцев повидал, во всех сражениях дрался! Частенько захаживал Андрей Артемьевич в швейцарскую – трубочку выкурить да рассказы солдатские послушать. Собственная-то служба Лаевского чересчур мирно протекла! Переживал из-за этого Андрей Артемьевич: вроде генерал, а пороха не нюхал, все кровь лили, а он сено покупал. – Со швейцаром?! Мой муж точит лясы со швейцаром?! – Софья Лукинична встала как вкопанная. – Да! – подтвердил Кислицын. – Ужас! И после этого меня считают сумасшедшей! – возмутилась Лаевская и устремилась к цели. В швейцарской витал аромат хорошего табака. Андрей Артемьевич наслаждался своей пеньковой носогрейкой, Филипп Остапович посасывал глиняный чубук: – А вот Лютцен [23] сначала объявили победой. Витгенштейну [24] цацку дали… – Андрея Первозванного, – подтвердил Андрей Артемьевич. – А Милорадовичу [25] графство пожаловали. – Михал Андреичу за дело. Он отступление прикрывал. А Витгенштейна этого я бы самолично повесил! Тоже мне главнокомандующий! В палатке всю битву просидел, дрожал как цуцик, к нему за распоряжениями, а он молчит. Ждал, что императоры скажут. – А ты откуда знаешь? – удивился Андрей Артемьевич. – Слыхал… В сражении видно, кто чего стоит. Эх, жаль – чуть-чуть Кутузов до Лютцена не дожил! [26] Андрей Артемьевич покачал головой: «Зря мы солдат считаем серой скотинкой, в происходящем они разбираются не хуже нас». Приятная беседа была бесцеремонно прервана Софьей Лукиничной: – Ах, вот вы где! А я обыскалась. Хорошо, Матвей Никифорович подсказал! Кислицын виновато кивнул Лаевскому. Швейцар, не торопясь, отложил чубук, подошел к тяжелым, мореного дуба дверям, распахнул их, уточнив у Кислицына: – На службу, Матвей Никифорович? Тот махнул рукой: – Куда же еще… – Посмотрите-ка внимательно, Андрей Артемьевич! Чего на мне не хватает? – Софья Лукинична крутилась перед мужем и так и сяк, но тот только хлопал подслеповатыми глазами. Всего вроде в избытке! – Да все на месте, Софушка! – Может, люди подскажут? Лаевская посмотрела на вернувшегося швейцара, затем на казачка Пантелейку. Тому поначалу тяжело жилось в господском доме. Все казачком помыкали, каждый норовил угостить затрещиной. Но все переменилось в тот счастливый день, когда прежний швейцар ни с того ни с сего взял расчет. Филипп Остапыч сразу казачка полюбил и взял под опеку. Пантелейка даже жить к нему в швейцарскую перебрался. Причина этой внезапной любви была всем понятна – у солдата когда-то свой сыночек имелся, да от болезни преставился. – Ну, почему все молчат? Неужели не видно, чего не хватает! – продолжала вертеться Лаевская. – Шубы? – предположил Пантелейка. – Болван! – скривилась Софья Лукинична. – Впрочем, неси шубу! – Если удастся денег выпросить, сразу к Брейтфусу решила ехать. – Сей момент, барыня! – вскочил Филипп Остапович. Шуба у Лаевской тяжелая, не донесет малец. – Ладно! – сжалилась Софья Лукинична. – Посмотри, Андрей Артемьевич, что у меня в ушах! – Кажется, сережки! – ответствовал муж. – Это не сережки, это черт знает что! Над вами, Андрей Артемьевич, смеются! Миллионщик, а жена в опалах ходит. Новые серьги купить надобно! – Сколько? – покорно поинтересовался несчастный супруг. Лаевская придвинулась к мужу, шепнула на ушко. – Нет, нет! – замахал рукой Лаевский. – И не мечтай! Таких денег нет! – Ну, так продай что-нибудь! Деревушку или село! Пантелейка испугался: вдруг и его продадут? – Софья! Давай обсудим это завтра! – строго сказал Андрей Артемьевич. – Завтра сережками не отделаешься, я к ним диадему потребую. С улицы позвонил колокольчик. Софья Лукинична выглянула и радостно сообщила мужу: – Если доживешь! Не по твою ли душу гробовщик? У Андрея Артемьевича задрожали коленки. Старик очень боялся смерти! Что будет с семьей, если он раньше Софушки помрет? – Ваша шуба, барыня! – Филипп Остапович встряхнул перед хозяйкой тяжелыми песцами. Лаевская вспомнила про майоршу, к которой направила глупую купчиху. Раз за кольцом не судьба ехать, почему бы к гадалке не сходить? – Прикажете карету заложить? – Прогуляюсь! – решила Лаевская. Недалеко идти. Дом майорши напротив через Фонтанку! Швейцар открыл дверь. Маленький человечек в черной шинели посторонился, почтительно поклонившись: – Как здоровье, Софья Лукинична? – Твоих внуков переживу! – бросила она ему на ходу. Человечек бочком протиснулся вовнутрь. – Господин Лаевский дома-с? – Чем обязан, Петр Петрович? – спросил с ужасом Андрей Артемьевич. – Я к сыну вашему! Барон Баумгартен вчера гроб изволили заказать. А сегодня они изволили этот мир покинуть. – Антон Дитрихович скончался? – ужаснулся Кислицын. – Да-с! Изволили руки на себя наложить! – Гробовщик обратился к швейцару: – А родителей своих не известил заранее. Баронесса в Париже зимует, а барон в Курляндии. Вот я и зашел к Владимиру Андреевичу узнать, какой гробик заказывать. Они ведь друзья-с! Филипп Остапович сделал знак Пантелейке – тот стремглав побежал на второй этаж. – Володя, я же просил не мешать! – требовательный стук вынудил Тучина открыть; в коридор он выскочил в одетых задом наперед панталонах. – Я рисую! Лаевский, чтобы не взорваться, зажмурился и сосчитал до десяти. На его глазах, в его собственном доме бесстыжий любовник-кузен продолжал гнусную интрижку с Дашкиной! Владимир никак не мог решиться порвать с Тучиным. Когда-то мимоходом, от нечего делать совращенный кузен нежданно-негаданно превратился в неотразимого, знающего себе цену, циничного и оттого еще более привлекательного красавца, снисходительно дозволявшего Лаевскому себя любить. Сам Тучин (Владимир в этом быстро убедился) никого не любил и даже не испытывал привязанностей, юному художнику просто нравилось кружить головы, совращать, сводить с ума. Он черпал вдохновение в кипевших из-за него страстях. Лаевский мучился от ревности, но не мог решиться на разрыв. |