Онлайн книга «Увечный бог. Том 1»
|
– Человек может. А почему не весь мир? – Снег и ветер не обращали внимания, их жестоким ответом было безразличие. Между скал ветер стихал, и дым щекотал ноздри. В лагере было голодно, а вокруг – белым-бело. И все же имассы продолжали петь свои песни. – Не поможет, – пробормотал Удинаас, выдохнув пар. – Нет, друзья. Смиритесь, она умирает, наше дорогое маленькое дитя. Интересно, знал ли Силкас Руин все заранее. Знал ли о неминуемом поражении. – В итоге умирают все мечты. Уж мне-то должно быть известно. Мечтай о сне, мечтай о будущем; рано или поздно приходит холодный, жестокий рассвет. Пройдя мимо засыпанных снегом юрт, хмурясь от песен, доносящихся из-за кожаных пологов, Удинаас двинулся по тропе, ведущей к пещере. Грязный лед покрывал зев пещеры, как застывшая пена. Воздух внутри был теплый, влажный и пах солью. Удинаас потопал ногами, стряхивая снег с мокасин, и пошел по извилистому коридору, касаясь каменных стен пальцами расставленных рук. – Ох, – произнес он еле слышно, – да ты холодная утроба, да? Впереди он услышал голоса – или, вернее, один голос. Прислушивайся к своим чувствам, Удинаас. Она остается непреклонной, всегда непреклонной. Полагаю, вот на что способна любовь. На каменном полу остались старые пятна – вневременное напоминание о пролитой крови и утерянных в этом несчастном зале жизнях. Удинаас почти слышал звон мечей и копий, последний отчаянный вздох. Фир Сэнгар, я готов поклясться, что твой брат стоит там спокойно. Силкас Руин мало-помалу отступает; на лице – выражение недоверия, словно маска, которую он никогда прежде не надевал и которая совсем ему не подходит. Онрак Т’эмлава стоял справа от жены. Улшун Прал присел на корточки в нескольких шагах слева от Килавы. Перед ними возвышалось усохшее болезненное здание. Умирающий Дом, твой котелок оказался с трещинкой. Она была дурным семенем. Килава повернулась к появившемуся Удинаасу; ее темные звериные глаза сузились, как у кота, готового прыгнуть на добычу. – А я думала, ты уплыл, Удинаас. – Карты никуда не ведут, Килава Онасс, как наверняка убедился лоцман. Что может быть печальнее, чем пошедший ко дну корабль? – заговорил Онрак. – Друг Удинаас, я рад твоему мудрому решению. Килава говорит о пробуждении яггутов, о голоде Элейнтов и о руке форкрул ассейлов, которая не дрогнет. Руд Элаль и Силкас Руин исчезли – она не чувствует их и опасается худшего. – Мой сын жив. Килава подошла ближе. – Откуда тебе знать? Удинаас пожал плечами. – Он получил от матери больше, чем могла представить сама Менандор. Когда она столкнулась с тем малазанским волшебником, когда пыталась собрать все силы; да, в тот день было много смертельных сюрпризов. Его взгляд упал на черные пятна. – Что случилось с нашей героической победой, Фир? Со спасением, ради которого ты отдал жизнь? «Если бы не моя преданность делу и полная самоотдача, стоять бы мне со склоненной головой перед судом всего света». Но мир судит жестоко. – Мы собираемся покинуть эти края, – сказал Онрак. Удинаас бросил взгляд на Улшуна Прала. – Ты согласен? Воин в ответ неопределенно помахал рукой. Удинаас хмыкнул. Рука говорит невнятно. Смысл тут в его позе – сидящий на корточках кочевник. Никто не боится идти открывать новые миры. Странник меня побери, такое простодушие колет прямо в сердце. – Вам не понравится то, что вы найдете. Самый злобный зверь этого мира не устоит против моего рода. Он взглянул на Онрака. – Как думаешь, что это был за ритуал? Тот, что украл смерть у вашего народа? – Его слова больно ранят, – прорычала Килава, – но Удинаас говорит правду. – Она снова повернулась к Азату. – Мы можем защитить врата. Можем остановить их. – И умереть, – отрезал Удинаас. – Нет, – возразила Килава, поглядев на него. – Ты уведешь отсюда моих детей, Удинаас. Уведешь в свой мир. А я останусь. – Килава, мне показалось, ты сказала «мы». – Призови своего сына. – Нет. Ее глаза вспыхнули. – Найди кого-нибудь другого для своей последней битвы. – Я останусь с ней, – сказал Онрак. – Нет, не останешься, – зашипела Килава. – Ты смертный… – А разве ты – нет, любимая? – Я – заклинательница костей. Я принесла Первого Героя, который стал богом. – Ее лицо исказилось, хотя глаза оставались стальными. – Муж мой, я, конечно, соберу союзников для этой битвы. Но ты… ты должен уйти с нашим сыном и с Удинаасом. – Она ткнула когтистым пальцем в летерийца. – Веди их в свой мир. Найди им место… – Место? Килава, они как звери моего мира – мест не осталось! – Найди. Ты слышишь, Фир Сэнгар? Я все-таки не стану тобой. Нет, я стану Халлом Беддиктом – другим обреченным братом. «Иди за мной! Слушай мои посулы! Умри». – Места нет нигде, – сказал он, и его горло сдавило горем. – Мы никогда ничего не оставляем в покое. Никогда. И пусть имассы заявляют, что освобождают земли, да – это только до тех пор, пока кто-нибудь не положит на них жадный глаз. И начнет вас убивать. Сдирать кожу и скальпы. Отравлять вашу пищу. Насиловать дочерей. И все – во имя умиротворения, переселения и прочего бхедеринового дерьма иносказаний, какое им придет в голову. И чем быстрее они вас всех укокошат, тем лучше для них, причем они мигом забудут, что вы вообще существовали. Чувство вины – сорняк, который мы выдергиваем первым делом, чтобы милый сад цвел и благоухал. Так и есть, и нас не остановить – ни за что и никому. Взгляд Килавы оставался спокойным. – Вас можно остановить. И вас остановят. Удинаас покачал головой. – Веди их в свой мир, Удинаас. Сражайся за них. Я не собираюсь здесь пасть. А если ты воображаешь, что я не в состоянии защитить своих детей, значит, ты меня не знаешь. – Ты осуждаешь меня, Килава. – Призови своего сына. – Нет. – Тогда ты сам осуждаешь себя, Удинаас. – Будешь ли ты так же хладнокровна, когда моя судьба распространится и на твоих детей? Когда стало ясно, что ответа не последует, Удинаас вздохнул и, повернувшись, пошел на выход, в холод и снег, в белизну и застывшее время. И к его ужасу, Онрак двинулся следом. – Друг… – Прости, Онрак, я не скажу ничего полезного – ничего, что могло бы поднять настроение. – И все же, – пророкотал воин, – ты считаешь, что знаешь ответ. – Это вряд ли. |