Онлайн книга «Последняя из дома Романовых»
|
– Послушайте, синьор, – спокойно сказала принцесса, – вам все будет уплачено. На днях я должна получить большие деньги» – Это нас очень радует, – ответили в толпе. – Но вы должны заплатить нам сейчас маленькие деньги, иначе вас не выпустим. Из дома к карете уже бежали Доманский и Черномский с обнаженными шпагами. Но нападавшие выхватили свои шпаги, и вокруг кареты завязалось сражение... Христенек со шпагой бросился в толпу сражавшихся, когда занавески кареты вновь раздвинулись и два револьвера уставились на нападавших – Шпаги в ножны, – спокойно сказала принцесса. – Иначе я пристрелю вас, банкир Беллони. – Она направила оба дула на высокого человека в маске. – Да, да... даже под маской я узнаю вас по препротивному голосу! Я не шучу... Обычно считают до трех, у меня привычка считать до двух, далее мне становится скучно. Она разрядила пистолет. – Не надо! – в ужасе закричал человек в маске. – Я пробила вашу шляпу ровно на дюйм выше головы. Это последнее мое предупреждение. – Уберите шпаги, – проворчал человек в маске. – Но учтите, вы считаете до двух, и я тоже... На третий день вы, а также господа Доманский и Черномский, подписавшие ваши векселя, будете препровождены в тюрьму. И не пытайтесь бежать: Рим не Париж, за каждым вашим шагом будут следить. Беллони и его люди уходили по узкой римской улице. Иногда они оборачивались и грозили кулаками... У кареты остались Доманский, Черномский и Христенек Лейтенант вложил шпагу в ножны и учтиво поклонился принцессе. – Кто вы, прекрасный юноша? – усмехаясь, спросила принцесса из окна кареты. – Я посланный, Ваше высочество. Лицо принцессы тотчас стало недоверчивым. – От кого, сударь? – От того, кому вы писали. От командующего Российским флотом Его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова. – Вы русский? – хмуро спросила принцесса. – Я славянин из Рагузы, но состою на русской службе. Мне пришлось оставить службу, чтобы прибыть сюда, не вызывая подозрений. Принцесса обратилась к Доманскому. – Пригласите господина... – Она вопросительно посмотрела на лейтенанта, – Лейтенант Христенек Иван Христенек. – -синьора лейтенанта зайти к нам в ближайшие дни. Она вышла из кареты. – Послезавтра в час дня Ее высочество будет ждать вас, – сказал Доманский Христенеку. – Через день ровно в час дня я стоял у дома принцессы... Христенек постучал в дверь. Открыл слуга. – Как доложить? – Иван Христенек, бывший лейтенант Российского флота. – Не велено принимать, – сказал слуга. – Ты в своем уме, братец? Мне назначено. – Принимать не велено. В прихожей появился Доманский. – Ее императорское высочество... – начал Доманский и уставился на Христенека, будто желая понять, какое впечатление произвел на него титул. Лицо лейтенанта выразило почтение. – Ее императорское высочество не принимает по случаю нездоровья. – Когда разрешите наведаться? – Зайдите послезавтра в час дня, – откровенно издеваясь, сказал Доманский. В своем доме Христенек принимал английского банкира Дженнингса. – Вы предложите ей две тысячи червонцев от имени графа и уплату всех ее долгов банкирским домам Беллони и Морелли. – Я хочу предупредить... – начал Дженнингс. – Для нормального человека это огромная сумма, на нее можно жить всю жизнь. Но она все просадит за неделю. – Господин Дженнингс, вам все будет уплачено. – Я знаю, но мне попросту жалко денег. Свои они или чужие, но это деньги. Я предупреждаю: эта женщина их проглотит и не почувствует. – Итак, вы предложите ей от имени графа две... нет, три тысячи червонцев. И я жду вас с нетерпением, мистер Дженнингс. Поздним вечером банкир Дженнингс вернулся в дом Христенека. – Вы не поверите... – сказал банкир, опускаясь в кресло. – Не взяла?! – в восхищении спросил Христенек. – Сначала схватила... думала, что это от меня, что я поверил наконец в ее сказки. Но когда узнала про графа, сказала, что весьма благодарна, но в деньгах не нуждается, ибо ждет большую сумму из Персии со дня на день. Ну, дальше пошли султаны, принцы, короли. – Вы должны предупредить всех римских банкиров, – начал Христенек – Можете не беспокоиться, никто в Риме не ссудит ей ни гроша. Так что можете спокойно ждать. Послезавтра к ней придет полиция и уведет поляков. Это она бы еще пережила. Но жить, не швыряя деньгами... Нет, это совершенно для нее невозможно. Так что ждите спокойно: я уверен – все случится завтра утром. – На следующее утро я был у дома принцессы... Христенек стоит у дома принцессы. Он хотел было постучать, но дверь дома открылась, и оттуда выпорхнула принцесса. – А я как раз собираюсь на прогулку, – сказала она, сияя улыбкой. – Как здесь тепло в декабре! А у нас на родине сейчас, должно быть, морозы. В Петербурге в декабре такие холода... – Я никогда не бывал в Петербурге. Граф взял меня на службу в Ливорно. – Ничего, побываете. У вас еще все впереди, мой юный друг! Помню, в детстве: идет снег, топится печь... А в Сибири морозы – железо трещит и лопается! Я так скучаю по своей стране. Однако что ж мы стоим? Не соблаговолите, лейтенант, сопровождать меня на прогулку? Принцесса и Христенек верхом едут по Риму. – Наш банкир Дженнингс в совершеннейшем удивлении. Признаюсь, и я удивлен не менее. Граф считал, что, заплатив долги Вашего высочества, он тем самым изъявит свою готовность... Принцесса молчала, – ...изъявит свою готовность содействовать тому делу, о коем вы ему писали. Но вы не только не приняли услуг банкира... я до сих пор не могу передать вам письмо графа. Я просто не знаю, как сообщить обо всем этом Его сиятельству. – Письмо при вас, лейтенант? – спросила принцесса. – Да. Граф написал его по-немецки, он не силен во французском, но я могу вам перевести. – Благодаря образованию, полученному щедротами моей августейшей матери, я понимаю и по-немецки, – улыбнулась принцесса. Она взяла письмо, торопливо разорвала конверт. По ее судорожным движениям было ясно, как давно ей не терпится его прочесть. Не слезая с лошади, она пробежала письмо глазами. Потом взглянула на лейтенанта. – Вам известно, о чем пишет граф? – Да, Ваше высочество. – Итак, граф зовет меня к себе в Пизу. – Некоторое время она молча ехала на лошади. – Ну что ж, личное знакомство с графом и было моим желанием, – начала она медленно и вновь защебетала: – Ах, мой друг, это восхитительное письмо! И не сердитесь: я не принимала вас отнюдь не оттого, |