Книга Не быть волшебником, страница 20 – Вадим Степанов

– Убедил, – кивнул Микаэль, – давай сделаем.

Очень скоро, привязав веревку к картине паутинкой, изображение подвесили на крючок для люстры. Под ним профессор расположил устройство, напоминающее своей формой глобус, только очень вытянутый глобус. Спасатели расположились под картиной, чтобы успеть поймать ожидаемый груз, и эксперимент начался.

Выпрямитель загудел, закрутился, начал дымить. От него исходили волны, собирающие гармошкой пространство, отчего помещение стало расплываться, как видеоролик с плохим качеством съемки.

– Смотрите, получается, – закричал Константин, – изображение шевелится, усы торчат.

И действительно, нарисованная мебель на картине так же нарисованно стала падать, Летунья уже была нарисована не возле художницы, а под столом, спасающейся от падающих книг, а Трюфель, кажется, нащупал дорогу домой и всеми силами пытался протиснуть усатую морду в трехмерный мир. Выглядело это ужасно, словно преломленное солнцем в воде, тело кота, маленькое на картине, переходило в огромную мохнатую голову, которая с усилием и мяуканьем прорывалась в этот мир. И тут выпрямитель как-то странно заурчал, затрясся и, издав громкий хлопок, рассыпался на несколько частей.

– Что случилось? – спросил Микаэль, разглядывая обломки. – Это можно исправить?

– Можно, – мрачно проговорил Белый, – только это бессмысленно. Похоже, я не подрассчитал мощности. Тут нужен агрегат мощнее. Но тогда все, что свалится на него, разорвет в сильном электромагнитном поле.

– Вы ничего не можете сделать? – с паникой в голосе спросил подросток.

– Могу, наверно, – неуверенно ответил Белый, – но это надо подумать.

– Да, давай переведем дух, попьем чайку, – успокаивающе проговорил Микаэль, – и обязательно что-нибудь придумаем. Наверняка есть способ. Пойдем на кухню.

– Ей, чаевники! – раздался рассерженный голос с потолка. – А вы ничего не забыли?

Из висящей под потолком картины на волшебников с укором смотрела голова Трюфеля. Он так и остался в картине, успев освободить одну лишь голову.

– Вот не повезло, так не повезло, – глядя на своего кота, заметил Микаэль, – лучше бы ты лапами вперед полез, Трюфель.

– Думаешь, так удобнее бы было? – не понял кот.

– Не знаю насчет «удобнее», но было бы гораздо тише.

– Ну что вы, в самом деле, – возмутился Костя, – снимите же его быстрее, ему же плохо.

Картину сняли с потолка, поставили на багет, прислонив к стене так, чтобы голова кота не перевешивала. Трюфель поведал историю художницы и рассказал, как они очутились в картине.

– Да уж, оставляй вас после этого, – сказал Волшебник.

– Кто же знал? – жалобно заметил кот. – Мы оглянуться не успели, как нас затащило в эту жанровую живопись. Вы меня вытаскивать вообще собираетесь?

– Эх, Трюфель, знать бы как, – ответил профессор. – Мы попробовали один прибор, и вот что получилось. Новые попытки могут привести вообще к неизвестным последствиям.

– Нет, пожалуйста, – взмолился кот, – не надо этих ваших экспериментов над животными. А что, без техник не обойтись? Мика, вы же волшебники, придумайте что-нибудь.

– Мы думаем, Трюфель, думаем, – ответил Микаэль.

– А что, если дорисовать выход? – предложил Костя. – Вроде как дверь или что-то, через что можно выйти. Проход какой-нибудь?

Волшебники переглянулись.

– А что, вариант, – согласился профессор. – Только кто рисовать будет? Насколько я знаю, среди нас художников нет. А нарисовать нужно так, чтобы это выглядело как часть картины.

– Да, тогда можно было бы просто оставить открытым проход в наш мир, и они бы могли просто выйти. Кстати, а где вторая картина?

– Какая вторая? – не понял Белый.

– Трюфель, – повернулся Микаэль к коту, – ты говорил, что эта горе-художница друга своего уже врисовала в один портрет?

– Да, она с этим и пришла, – ответил кот, вращая головой в попытках отвоевать у картины еще немного своего мохнатого тела.

– Ну вот. Значит, надо и на той картине этот выход нарисовать.

– Кхм, Мика, – напомнил Белый, – а ты ничего не забыл? Кто рисовать-то будет? Я таких художников не знаю. Тут же нужен как бы необычный подход.

– Я знаю одну художницу, – ответил Мика.

– О, нет, – протяжно простонал кот, – только не это.

– Что такое? – удивился профессор.

– Помнишь, как на месте грязной деревушки, по-моему, Лютецией ее называли, резко вырос целый город?

– Ты про Париж?

– Про него. Это вот был подарок. Сколько суеты было: кельтов прогнали, римлян еле затащили. Те упирались, в эти болота вообще идти не хотели. Но Микаэль наш втюрился в одну скульпторшу и давай Парижи строить.

– Не говори глупости, Трюфель, мне просто понравилась сама идея творческого города. Но согласись, получилось. Сколько художников, писателей и прочих творцов приютил, а то и вырастил этот город.

– Да я не о постройке городов переживаю, – ехидно заметил кот, – меня больше пугают расстройства в голове одного волшебника, который вдруг становится совершенно невменяемым.

– Так, достаточно, Трюфель. Мы все-таки пойдем пить чай, тебя, извини, не приглашаю. А потом поедем искать нам художницу.

– А я бы поел. У меня от стресса вся шерсть вылезла уже.

– Ничего, мы тебе новую нарисуем, – усмехнулся Волшебник.

– Я покормлю, – успокоил кота Костя.

– Мальчик-то – золото, – замяукал кот, – как я раньше этого не замечал? Мне, пожалуйста, курочку, не сильно прожаренную, селедочки и можно молочка. Хотя нет, молоко после селедки не надо. Сначала молочка, а потом курочки и селедочки.

– Инициатива наказуема, – тихо сказал Белый Микаэлю, выходя из комнаты.

– Ничего, молодой еще, пусть учится, – посмеялся Волшебник.

Пока Костя рылся в холодильнике в поисках еды для кота, волшебники расположились за столом и заварили себе чай.

– А что это за история с Парижем? – не удержался от вопроса Белый.

– Да что тут скажешь. По сути, прав Трюфель. Совсем тогда голову потерял. Я, когда Росси встретил, готов был не то что Париж – целый мир построить, лишь бы ей понравилось. Да, собственно, я кальку с их мира и взял. И даже название – Париж – это название того мира. Хотя, конечно, наш Париж на их мало походит. Но это нормально, он вписался в этот мир, стал частью его. А тогда мне хотелось, чтобы этот город был точно таким же, как ее мир. Мне все в нем нравилось. Дорожки, по которым она ходила, дома, которые она рисовала.

– Она все-таки художница? Я вроде услышал, что она скульпторша.

– Ты правильно услышал, она действительно в основном скульптурой занимается. Но ты бы видел, как она рисует.