Книга Мемуары Дьявола, страница 149 – Фредерик Сулье

– Это чем же? – поддержал адвоката пэр Франции.

Луицци побелел от ярости, а нотариус, издав еще раз свой противный смешок, сказал:

– Ну-с, мы закончим когда-нибудь или нет?

– Верно, – подвел итог господин Риго. – Кто не хочет участвовать в нашей лотерее, может уйти, силком мы никого не держим.

Луицци приготовился уйти; он чувствовал, что позорится в глазах женщины, с таким презрением отзывавшейся об охотниках за ее приданым.

Но в то же время он вспомнил, что передал банкиру свои векселя на весьма солидные суммы и что срок векселей истек. К ужасу перед нищетой добавился страх перед тюрьмой, и барон, которому природа не отпустила в полной мере решительности и здравого смысла, которые направляли бы его в трудные минуты, остался. Малыш Пьер устроился в углу, а Эрнестину попросили огласить свой выбор.

Автор не претендует на красочное описание лиц присутствовавших, ибо ситуации, похожие на ту, о которой он ведет рассказ, крайне редко случаются в человеческой жизни, но если читатель хочет получить соответствующее представление, то пусть только представит себе группу наследников в минуту вскрытия завещания: один, пытаясь казаться ко всему равнодушным, что есть силы прикусил губу, чтобы скрыть ее подрагивание; у другого, с разинутым ртом, глаза вылезают из орбит; у третьего, с бегающим взглядом, трясутся ноги, руки и даже кончик носа; четвертый вообще сидит с перекошенной рожей; пятый ищет, на что бы ему опереться, ибо ноги его не держат. Похожая картина наблюдалась и в данном случае. Эрнестина встала, жеманно потупила глаза и, не обращая внимания на адвоката и его пылкие вздохи, от которых сердце его, казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки, скромно проговорила:

– Я выбираю господина графа де Леме.

Пэр Франции, оторвав влюбленный взгляд от госпожи Пейроль, резко вскинул голову, испустил радостный клич и, подбежав к Эрнестине, начал целовать ей ручки:

– Вы поняли, что у меня в душе, – говорил он. – О! Вы почувствовали, что я люблю вас, и только вас!

Госпожа Пейроль презрительно улыбнулась, а адвокат, искусным маневром оказавшийся рядом с ней, воскликнул, всем своим видом излучая радость и счастье:

– Все естественно, юность выбирает юность, и абсолютно правильно, ведь, чтобы обрести счастье в совместной жизни, нужно быть примерно одного возраста.

– О каком таком одном возрасте вы говорите? – засмеялся господин Риго. – Вы только что нам тут заливали, что вам двадцать восемь.

– Мне стукнуло уже тридцать пять полных, черт бы их побрал, годков, – возразил адвокат, не отрывая глаз от лица Эжени.

– Подумаешь, тридцать пять, – с досадой пробурчал клерк, – тоже мне – заслуга!

– Глядишь, и мы до такого несчастья доживем, – добавил приказчик.

– Тихо, тихо, господа! – сказал Риго. – Эжени, теперь ваш черед.

Не вставая со своего стула, она оглянулась растерянно вокруг и наконец проговорила тихо и с надрывом, словно слова разрывали ей грудь:

– Я выбираю господина барона де Луицци.

– Меня! – ахнул Арман.

В этот момент он вспомнил, как спрашивал у Дьявола о том, кому предназначены миллионы Риго, и лукавый не ответил ему.

– Так вы согласны? – спросил Риго.

– Хе! Хе! Хе! Хе! Хе! Хе! – заскрипел опять своим противным смехом нотариус.

Луицци опешил, узнав наконец это хихиканье: то был смех Дьявола!

– Согласны вы или нет? – повторил Риго свой вопрос.

– Минуточку, – вмешался нотариус, – господина барона не было здесь, когда зачитывался брачный договор, и, возможно, он был бы не против ознакомиться с ним, прежде чем отважиться на столь ответственное решение. В частности, он должен знать, что по контракту в случае смерти жены переживший ее муж получит долю наследства, полагающуюся ребенку. Вот, господин барон, будьте любезны, взгляните сюда.

Луицци подошел к нотариусу, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног: ведь если он примет предложение госпожи Пейроль, он, может быть, обречет себя на еще более беспросветную нищету, чем в противном случае; если она не получит приданого, то его ждет тот самый еще худший вариант, которым угрожал Дьявол. Он облокотился на стол, чтобы не упасть, и увидел рядом с текстами брачных договоров большой запечатанный конверт, в котором, по-видимому, и находилась дарственная на два миллиона.

– Вот здесь, – сказал нотариус, ткнув тонким пальцем в один из контрактов, – читайте.

Голова Армана кружилась, перед глазами все расплывалось, и он не смог прочитать ни строчки.

– Возьмите мои очки, – поспешно пришел на помощь нотариус, – вам будет лучше видно, господин барон.

Безо всяких церемоний он водрузил очки на нос Луицци, продолжая в то же время показывать ему на какое-то место в тексте. Но, едва сосредоточив глаза на документе, Арман обнаружил, что очки Сатаны вновь придали ему ту магическую силу видения, которая позволила ему когда-то прочесть историю Генриетты Буре сквозь стены и ночь. Все присутствовавшие с тревогой наблюдали за Луицци; наклонившись, он взглянул на дарственную и сквозь плотную бумагу конверта прочел искомое: Риго отдавал два миллиона в приданое Эрнестине Турникель, внебрачной дочери Эжени Пейроль, в девичестве – Турникель.

– Ну-с, согласны вы или нет? – в третий раз спросил Риго.

Луицци упал на стул нотариуса и ответил:

– Нет.

Эжени вскрикнула от стыда и отчаяния, охотники за приданым издали радостный клич, а что касается Риго, то он повторял вне себя от ярости:

– Нет? Ах, вы говорите «нет»? Нет… Это мы еще посмотрим… Ну что ж, Эжени, выбирайте себе другого мужа. Господа согласятся – будьте уверены.

– Теперь мой черед сказать «нет», – выпалила Эжени. – Отдайте ваши деньги, дядюшка, моей дочери, а меня отправьте в какую-нибудь дальнюю деревню.

– Вот как? Не выйдет, я тоже скажу «нет»! – запальчиво закричал Риго. – Или у каждой из вас будет по мужу, или не получите ни су!

– Я предпочитаю нищету, – стояла на своем Эжени.

– А я оставлю при себе свои кровные!

– И ради Бога. Дядюшка, я еще не разучилась зарабатывать собственными руками, не волнуйтесь – прокормлюсь как-нибудь.

– Вот и отлично, – поддержала ее Жанна, – а я буду тебе помогать.

– Ах, – закричала Эрнестина, – какая подлость!

– Эрнестина! – ахнула Эжени.

– Да, сударыня, это подло, подло и еще раз подло! Разве не хватит с меня прозябания в нищете и убожестве, без имени и без будущего? В детстве с позором меня гнали отовсюду! Вы отказывали мне даже в знакомстве с отцом, человеком знатным – я знаю! А теперь своим отказом вы отнимаете у меня единственный шанс на имя и состояние – как это подло с вашей стороны!

– О-о! – запричитала Эжени, обхватив голову руками. – Эрнестина, дочь моя, доченька!