Книга Мемуары Дьявола, страница 150 – Фредерик Сулье

– И ты терпишь, что этакая закорючка вот так с тобой разговаривает! – возмущенно подхватила Жанна. – Оскорбляет еще! Эх, у меня бы она другую песню запела…

– Сударыня, – огрызнулась Эрнестина, – вам-то что от меня нужно? Я вас и знать не знаю.

– Ах, паршивка, не знает она меня! – заверещала старая Жанна. – А когда твоя мать, вместо того чтобы отдать тебя, как все, к чертям собачьим в приют, работала не покладая рук, чтобы тебя же, змеюку неблагодарную, прокормить да приодеть, кто тебя тогда холил-лелеял, кто нянчил тебя вместе с кормилицей, отродье ты приблудное?

– Ах, это я-то приблудная? Раз так, – не осталась в долгу Эрнестина, – то это не мой грех. У матушки спросите, каким ветром меня надуло!

– О, горе мне, горе! – Эжени согнулась от отчаяния и удушающих рыданий. – О, горе, горе!

– Здесь нет ни одного порядочного мужика, – заорал вне себя Риго, – за которого можно отдать порядочную женщину!

В этот момент Армана охватило желание подбежать к Эжени, встать перед ней на колени и расцеловать ее руки; он уже приподнялся с кресла, но Дьявол, ткнув пальцем в дарственную, оборвал его:

– Ты читай, читай лучше.

И Луицци рухнул обратно на указанное ему место. Зато адвокат в мастерском прыжке поймал посланный Риго мяч, понимая, откуда идет его ярость:

– Сударь! Будь Эжени Пейроль хоть бедной, хоть богатой, но здесь найдутся честные люди, готовые предложить ей руку и сердце!

– Конечно, – выкрикнули в один голос клерк и приказчик, вскочив с места, – конечно, найдутся!

– И я тоже не против, – послышался голос Малыша Пьера.

– Эжени, послушай меня, – сказал старый Риго. – Выбери мужа из тех, кто здесь; эти господа не так уж плохи, как я сначала думал, они даже чем-то мне по душе…

– Нет, дядюшка, нет! Слишком уж все отвратительно, Господь мне свидетель!

– Просите прощения у матушки, – шепнул граф де Леме Эрнестине, – или мы погибли.

Эрнестина застыла в нерешительности; Луицци наблюдал за происходящим и, повсюду узнавая руку Дьявола, тихо сказал ему:

– Ты был прав: бедная мать, лучше не скажешь.

– Погоди, хозяин, то ли еще будет, – хмыкнул в ответ Сатана.

Тут Эрнестина подошла к Эжени, встала на колени и очень-очень трогательным голосом, но с сухими и жесткими глазами, проговорила:

– Простите меня, матушка… какое-то минутное помешательство, не иначе… Должно быть, это любовь… Я совсем потеряла рассудок… Вы сами, верно, знаете, до чего может довести сильная страсть.

– Замолчи, замолчи, несчастная! – ответила Эжени. – Не оскорбляй меня своими мольбами, как оскорбляла злобой. Раз уж Бог дал мне жизнь лишь за тем, чтобы я жертвовала ею ради других, я отдам ее до конца; раз уж нет другого пути, то придется мне положить свою жизнь на алтарь твоего счастья.

Умолкнув, она обернулась к адвокату, собираясь с духом, но тут, казалось, силы оставили ее, и она еще раз с надеждой взглянула на Луицци; в ее глазах светилось последнее предложение человеку, у которого, как она считала, сохранилась хоть капелька совести, раз он смог отказаться. Но Дьявол опять издал свой противный смешок, и Луицци опустил глаза.

– Сударь, – обратилась тогда Эжени к адвокату, – желаете ли вы взять меня в жены?

– Да, сударыня, – ответил господин Бадор, – и Бог мне свидетель – как я буду почитать и уважать вас до конца дней своих!

– Ну вот и хорошо, – крякнул Риго, – сказано – сделано. А теперь, господин нотариус, вскройте конверт с дарственной; я буду придерживаться ее положений в любом случае, женятся они или нет, а тот, кто будет недоволен, может проваливать. Читай, чернильная твоя душа, читай.

Нотариус не спеша взял в руки конверт и сломал одну за другой пять печатей. Он делал все нарочито медленно, словно задавшись целью вытянуть все жилы из женихов; клерк и приказчик, лично уже не заинтересованные, потешались вовсю над перекошенными физиономиями счастливцев, а Луицци с грустью смотрел на несчастную Эжени, закрывшую лицо руками. Нотариус тем временем торжественно развернул лист бумаги, а потом, взяв в руки очки, начал тщательно их протирать.

– Отлично, отлично, – одобрительно отозвался Риго, – спешка нам не в прок; все будет, господа, все будет.

Наконец нотариус водрузил очки на нос и, прокашлявшись как полагается, прочел дарственную, из жестокой любви к порядку не пропустив ни слога этого варварского протокола, пока не дошел до пресловутой статьи, гласившей, что Риго отдает в приданое два миллиона франков, в настоящее время хранящиеся на счету во Французском банке, своей внучатой племяннице Эрнестине Турникель, внебрачной дочери Эжени Пейроль.

Эрнестина испустила радостный крик, граф де Леме припал к ее ногам, а госпожа де Леме сжала обоих в материнском объятии непомерно удлинившихся вдруг рук. Эжени обронила слезу и сказала господину де Бадору:

– О, сударь, простите меня…

– Ах, оставьте, оставьте, сударыня, у меня в кармане лежит неплохой документик, по которому с этого момента граф де Леме должен вам пятьсот тысяч франков.

– Как? – закричала на жениха Эрнестина. – Вы посмели распоряжаться моим приданым?

– А если бы оно досталось не вам? – усмехнулся адвокат.

– Мы еще оспорим содержание этого документа, – взъерепенился пэр.

– Оно в полном порядке как по содержанию, так и по форме.

– А это мы еще посмотрим!

– Ну хорошо, хорошо, – вмешался Риго, – в конце концов, вы можете и не жениться, если не хотите. Что сделано, то сделано, и приданое будет дано так, как предписано дарственной.

– Если, конечно, господин де Леме признает законность соглашения, – ухмыльнулся адвокат.

– Не вздумайте! – опять крикнула на будущего мужа Эрнестина.

– Это нечестно! – сказал граф. – Расписку вырвали у меня обманным путем!

– А как насчет моих десяти тысяч? – поинтересовался клерк.

– Как?! Еще?! – заверещала Эрнестина.

– И моих, – добавил приказчик.

– И, по всей видимости, барона, – расплылся в улыбке Риго.

– Я лично не участвовал в этой грязной дележке, – возразил Луицци.

Нотариус оборвал поднявшийся гвалт столь едким и громким на этот раз смехом, что все тут же умолкли, приготовившись слушать.

– Однако, господа, я ведь не закончил еще чтение документа, – напомнил он, – слушайте дальше. Так вот, вышеуказанная сумма будет вложена в государственные облигации под пять процентов годовых.

– Недурственно! – тут же подсчитал приказчик. – Облигации у нас сейчас идут по сто десять, так что в сумме это составит девяносто девять тысяч девятьсот девять франков и девять сантимов в год.

– Я бы предпочел вложить их в ипотечный банк, – задумчиво ковырнул в носу клерк.