Книга Мемуары Дьявола, страница 173 – Фредерик Сулье

– Пейте, сестричка, пейте, – настаивал Жак, – вам нужны силы для предстоящей бессонной ночи!

– Я привыкла бодрствовать рядом с больными, – ответила монашка, – и не умею пить вино. Лучше предложите барину – а то, должно быть, сидр не придется ему по вкусу.

Жак нахмурился, но, не решившись открыто высказать свое раздражение проявленной юной монахиней заботой, протянул бутылку Луицци; но барон также решительно отказался, сказав, что не хочет ни пить, ни есть. Помолчав, он добавил:

– Я просился только на ночлег; как только рассветет, я перестану вам докучать.

– Как вам будет угодно, сударь, – сказал Жак. – Хочу только предупредить, что мы не можем предложить вам кровать на ночь…

– Нисколько на это не рассчитывал, – ответил барон. – С превеликим удовольствием побеседую до утра с сестрой Анжеликой, если, конечно, она мне позволит.

Монашка кивнула в знак согласия и впервые с начала ужина оторвала взгляд от барона, опустив глаза. Луицци рассматривал ее с нескрываемым интересом, но, не в силах припомнить, где он видел невинное и прекрасное личико сидевшей напротив девушки, вынужден был признать, что память опять подводит его.

Ужин подходил к концу в воцарившейся за столом полной тишине, на фоне гнетущих завываний бури, сотрясавшей двери и ставни. Общую встревоженность и смущение нарушила сестра Анжелика, обратившаяся к Жаку:

– В предписании доктора сказано, что нужно пропитать бинты и компресс как можно более холодной влагой, дабы успокоить болезненное раздражение. Было бы прекрасно, если бы в моем распоряжении имелась свежая вода.

– Жан, – распорядился хозяин, – принеси ведро воды из колодца.

Подручный выскочил во двор, а Луицци только сейчас заметил, что отсутствовал и тот работник, которому Жак приказал сбегать на почтовую станцию. Барон призадумался, предвидя новые неприятности, а Жак, поднявшись, крайне раздраженным голосом произнес:

– Ну, по последней – за здоровье раненого, и все, кому положено спать сегодня ночью, – на боковую!

Каждый налил себе, готовясь завершить трапезу по приглашению хозяина, как вдруг в проеме двери, оставленной подручным мальчишкой открытой, появился неясный силуэт и раздался насмешливый голос:

– Без меня пьете?

Все вскочили, а слепец вскрикнул, схватив лежавший на столе нож:

– Бертран! Бертран, старый прохвост!

Жак остановил отца; остальных обитателей дома, застывших на своих местах, казалось, охватил глубокий ужас. Марианна бросилась к своему мужу, но Жак, легонько отстранив ее, холодно проронил незваному гостю:

– Хочешь пить, приятель? Сидр для тебя всегда найдется.

– И винцо тоже есть, как я посмотрю, – сказал Бертран, подходя к столу и протянув руку к бутылке.

То был человек очень высокого роста с длинными рыжими с проседью волосами, ниспадавшими на плечи, прикрытые козьей шкурой – обычным одеянием крестьян Нижнего Мена и Бретани. Вооружение его состояло из довольно дорогой двустволки и охотничьего ножа с изысканным орнаментом на рукоятке и ножнах. Все смотрели друг на друга со страхом и тревогой, ожидая дальнейших событий; только Жак, положив руку на бутылку, за которой тянулся шуан, спокойно, но решительно отрезал:

– Не наглей. Бери, что дают.

– Как прикажешь, хозяин, – хмыкнул Бертран, не выказывая, впрочем, никакого раздражения.

Схватив кувшин с сидром, он залпом осушил его. Не успел он утереться рукавом, как со двора донесся неясный шум, а потом что-то загрохотало.

– Кто там? – спросил Жак.

– Это я, хозяин, – послышался голос Жана.

– Он принес холодную воду для раненого, – сказала сестра Анжелика, – пропустите мальчишку.

– Ага! – не предвещавшим ничего хорошего тоном произнес Бертран. – Значит, офицеришка здесь. Пропустите, – добавил он, – и смотрите хорошенько по сторонам!

Работник, вернувшись с ведром воды, поставил его в углу.

– Закрой дверь, – приказал ему хозяин дома.

Мальчик замялся.

– Оставь. Пусть будет открыта, – возразил Бертран, – так мои парни согреются хотя бы от вида огня в очаге.

Два человека с ружьями тут же заняли места по сторонам от порога, наполовину высунувшись наружу.

– Все на постах? – спросил предводитель шуанов.

– Да, – ответил один из часовых.

– Хорошо, – задумчиво пробормотал Бертран, подойдя к двери и пристально всматриваясь в темноту.

Жак не спускал с него глаз, в то время как Марианна следила за малейшими движениями мужа.

– Ну, – Жак обратился к Бертрану, – ты скажешь мне наконец, зачем пришел?

Бертран молча прошел к очагу и неторопливо расположился у огня; Жак знаком приказал жене, сыну и батракам отойти в глубину помещения, а сам сел рядом с отцом, напротив шуана. Монахиня и Луицци тоже подошли к огню и встали между шуаном и крестьянином; казалось, они взяли на себя роль незаинтересованных посредников, ищущих примирения сторон в грядущих непростых переговорах. Бертран, опустив голову, поигрывал плечевым ремнем, на котором носил ружье, как будто не осмеливаясь заговорить. В наступившей тишине ясно различался только молодецкий посвист бури, пытавшейся новым приступом расшатать дом.

– Я жду, – помолчав, напомнил Жак.

– Ты приютил у себя раненого офицера линейных войск, – резко бросил ему Бертран, словно обрадовавшись, что его наконец спросили.

– Ну?

– Отдай его нам.

– Он же умирает! – воскликнула сестра Анжелика. – Это означало бы добить его!

– Даже если бы он чувствовал себя не хуже меня самого, ты не получил бы его, – с достоинством возразил Жак.

– Слушай, Жак, – заговорил снова Бертран, – я пришел к тебе как друг и пока что вежливо прошу то, что легко мог бы забрать силой…

– Что верно, то верно, – горько усмехнулся крестьянин, – ты запросто можешь перерезать мне горло, а также всем старым и малым в этом доме; что ж, давай, действуй, если это тебе по нутру…

– Ты прекрасно знаешь, Жак, что я ничего не сделаю, – с досадой оборвал его Бертран, – хоть ты и отказался сражаться вместе с нами за правое дело.

– Сделаешь. Ведь по доброй воле я тебе офицера не отдам; а чтоб добраться до него, тебе придется переступить через мой труп, а также тела моих домочадцев и гостей…

– Ты изменился, – подозрительно прищурился Бертран. – Или полюбил вдруг новую власть? С чего вдруг ты заступаешься за незнакомого тебе человека?

– Я заступаюсь за него только потому, что, кем бы он ни был, он находится в моем доме, и я не позволю тронуть его хоть пальцем, так же как не дам в обиду жену, отца, детей…

И Жак, вдруг разъярившись до глубины души какой-то сокровенной мыслью, злобно закричал: