Книга Принц Модильяни, страница 93 – Анджело Лонгони

– Слышу тон осуждения в ваших словах.

– Вовсе нет. Мне тоже очень интересны мои… встречи.

Она бросает на меня взгляд и улыбается. Я осознаю, что этой женщине удается заставить меня чувствовать себя слабым. Я ей сам это позволяю, поскольку каждое ее слово в состоянии меня сразить.

– У вас уже были интересные встречи в Париже?

– Самая интересная – та, что происходит сейчас.

– Значит, я должен быть польщен?

– Это я польщена. И поражена. Я не знаю ни одного итальянца, который бы знал наизусть стихи Бодлера.

– Вас поражает, что итальянец знает Бодлера?

– Нет, поражает то, что он умеет так хорошо декламировать. Может быть, вы актер?

– Вовсе нет.

– Вы им кажетесь. Вы идеально говорите по-французски.

– Я научился в детстве, от матери.

– Почитаете мне еще?

– Не знаю…

– Прошу вас.

Я останавливаюсь и смотрю на нее.

Она меня прерывает:

– Вы любите море?

– Конечно.

– Ваш город находится на море?

– Да, на Лигурийском море, это в Тоскане.

Мы молчим, лишь слышен звук скрипящего снега под ногами. Мы оба – особенные, и вот мы встретились. Я никогда не испытывал такого сложного и приятного чувства удовлетворения в компании женщины и никогда не ощущал себя таким особенным.

Несомненно, ее недоступность также подогревает мой интерес. Она замужем совсем недавно, за человеком красивым, образованным и, без сомнения, значительным. Запретное привлекает сильнее по сравнению с тем, что происходит в открытую. Пока я об этом размышляю, она улыбается и говорит, как будто читая мои мысли:

– Так забавна наша молчаливая прогулка. Правда?

– Да.

– Мы же оба знаем причину, по которой молчим?

– Думаю, что да.

– Вы очень красивы, синьор Модильяни. Вы обаятельны, обходительны и даже кажетесь искушенным актером. Вероятно, вы умеете притворяться…

– Нет, уверяю вас. Я никогда не скрываю свои намерения. И я предпочту ничего не говорить, нежели слукавить.

– Как сейчас.

– Да. Впрочем, как и вы.

Анна улыбается и понимает, что между нами нет преград, нет причин быть не такими, какие мы есть. Я останавливаюсь и говорю достаточно прямолинейно:

– Мне интересно узнать, как выглядит брак двух поэтов.

– Знаете, мой муж Николай – не только поэт.

– Он военный, я знаю. Его безупречная военная форма офицера царской армии не ускользнула от моего взгляда. Полагаю, вы любите его и поэтому тоже.

– Я ему много раз отказывала, прежде чем выйти за него.

Я поражен этим признанием.

– И что же вас убедило?

– Возможно, его попытка самоубийства…

Я смотрю на нее недоверчиво. У этой женщины нет ограничений, она абсолютно откровенна; ее не смущает раскрытие интимных подробностей. Она улыбается, ее забавляет мое изумление.

– Меня очаровывает трагичный темперамент. Я уверена, что под этой маской воспитанного итальянца вы тоже такой.

– Трагичный?

– Да.

– Возможно…

– Мой муж стал мне интересен со временем.

– Предполагаю, что вы для него были интересны с самого начала.

– Он меня любит.

Я останавливаюсь, преградив ей путь, смотрю ей в глаза и беру ее руки в кожаных перчатках.

– Вас несложно полюбить. Аристократическая, обворожительная, загадочная красота. Сейчас вы – самая красивая женщина в Париже.

– Вы так считаете? Вы знаете всех женщин в Париже?

– Я знаю наверняка, что не может быть другой, которая бы вас превосходила.

– Вы лжете.

– Я хочу сделать что-то с вашим образом.

– Вы хотите написать меня?

– Нет, не хочу.

– Нет? – Она смотрит на меня разочарованно.

– Я хочу рассмотреть вас, а потом я высеку ваше лицо в мраморе.

– Модильяни, вы не скульптор. И никогда им не станете.

Она меня ранит. И она – тоже…

– Откуда вы знаете?

– Я ясновидящая. Читаю мысли и предсказываю будущее. В вашей жизни нет места для мрамора и камня.

– Почему?

– Они слишком холодные. Я вижу цвет, много теплого цвета. Я вижу женские лица – печальные, скрытные… Я вижу обнаженные чувственные тела. Женщины, предающиеся своим мыслям.

Я молча смотрю ей в глаза. Она замерзла и дрожит. Я не поддаюсь желанию сжать ее в объятиях, чтобы согреть, но ей снова удается ошеломить меня.

– Я замерзла. Я хочу увидеть вашу мастерскую. Так я больше о вас узнаю.

Я мгновенно понимаю эту попытку подвергнуть меня проверке. Вдруг перед ней – обычный самец, привычный к женщинам, ведущий богемный образ жизни? Она хочет понять – как исследователь в научной лаборатории, – возникли ли уже у подопытного фантазии насчет ее сексуальной доступности. Она хочет проверить, не ставит ли он случайно ее в один ряд со всеми остальными.

Я молчу. Она испытующе смотрит на меня в ожидании ответа.

Я должен понять, что же испытываю на самом деле. Я ее пока не желаю, я совсем не уверен, во мне преобладает страх. Я никогда не встречал настолько загадочную женщину – и мысль о ее обнаженном теле меня обескураживает. Я не готов, и меня даже не интересует ее тело – ее человеческая сущность настолько глубока и неуловима, что от одной мысли, что я смогу обладать ею, у меня ноги подкашиваются… Когда разум такой уязвимый, а эмоции такие сильные, физическое влечение теряет важность.

– Вы хотите, чтобы я умерла от холода? – Она подстрекает меня взглядом и улыбкой.

– Я отведу вас в Лувр.

– Мы не пойдем в вашу мастерскую?

– Нет. Нет никакой спешки в том, чтобы увидеть, над чем я работаю.

Она улыбается и выглядит приятно удивленной.

– Я вас отведу в Лувр и покажу вам экспозицию, посвященную Древнему Египту. Однажды я нарисую вас в образе египетской царицы, и мы зайдем так далеко, что при желании можем сбиться с пути.