Онлайн книга «На линии огня»
|
Гамбо, сунув ему бутылку, наводит бинокль. На солнце сверкают круги пропеллеров. Два клина один за другим летят с северо-запада. – Это бипланы. «Ромео». У каждого по две бомбы. – Прилично получается… – Двенадцать штук. – Может, они без груза?.. – Вряд ли, – отвечает Гамбо. – Идут к реке. – Прощай, переправа… – Не каркай! Поглядывая на небо, они идут дальше. Самолеты теперь сломали строй и один за другим снижаются над рекой, закрытой от Гамбо зеленью виноградников и кладбищем на взгорье. В воздухе разлетаются белые облачка и слышится отдаленный стук «бофорсов». Затем гремит череда тяжких взрывов, и самолеты, в наглом сознании своей неуязвимости вновь набрав высоту, улетают. – Нагадили и смылись, – говорит один из солдат. – А наши-то где? – безнадежно спрашивает другой. – Где наши славные соколы? – Не скули. Сегодня утром одного фашиста сбили. – То-то, что одного… Наш истребитель постарался. Не знаю, как в других местах, а тут я никого, кроме фашистов, в небе не видал. – Все наладится… – Как бы поздно не было. Гамбо, обернувшись, смотрит на них свирепо. Он ценит своих людей, но все же порой бывает нужно дать им острастку. – Заткнулись оба! Они повинуются, как всегда. Лишь однажды, вспоминает майор, дело чуть было не зашло слишком далеко. Случилось это под Теруэлем, в январе, когда один из его офицеров, уже потерявший к этому времени почти половину своей роты, отказался вести оставшихся в третью атаку на Мулетон. Солдаты, измученные холодом и губительным огнем противника, были готовы взбунтоваться, и командир роты встал на их сторону. Гамбо, которому не оставалось ничего другого, как отстранить его от командования, уже собирался расстрелять его вместе с четырьмя другими зачинщиками мятежа, но тут, по счастью, пришел приказ отменить атаку. Солдат отправили в штрафной батальон, а их командира, отважного человека, виноватого в том лишь, что поддержал своих людей, – под трибунал. – Здравия желаю, майор. Лейтенант-ополченец Сугасагойтиа, командир 3-й роты, завидев начальство издали, выходит ему навстречу из-за кладбищенской ограды, выщербленной пулями. – Ну как вы тут, Роке? – Как видишь. Все тихо пока. Ждем-пождем. Гамбо передает ему бутылку: – Вот, принес тебе… Может, пригодится. – Спасибо. – Прости, что не полная. Они старые товарищи. Роке Сугасагойтиа, здоровенный баск, бородатый, со сросшимися бровями, с приплюснутым носом, ручищи – как лопаты, всю войну на передовой: сначала на северном фронте, потом в Арагоне и Каталонии. Рабочий-металлист, коммунист с 1934 года, он утверждал, что автономное правительство Страны Басков с самого начала своего существования [44] было шайкой лицемерных демагогов и перекрасившихся фашистов. Ни одного попа не расстреляли, жаловался он. И потому в 1937 году Роке вступил в Народную армию Республики, не желая иметь ничего общего с теми, кто ежедневно ходит к мессе, уважает частную собственность и на том стоит. С этими командирами и политиками, которых, как и предателей из Хенералидада Каталонии, непременно – дайте срок! – выведут на чистую воду и спросят с них по всей строгости. – Они собираются атаковать тебя, Роке. – Я уж почуял. – Они накапливаются за виноградниками. Рекете, как я тебе и сказал. И вероятно, другие части. Думаю, до сих пор не начали, потому что ждут огневую поддержку. – А что у наших? В каком они положении? – Положение неплохое. Апаресиду, правда, пока не взяли, но городок и высоты – наши. Собираемся двинуть танки к шоссе на Файон, чтобы соединиться с войсками на плацдарме… Но, повторяю, франкисты, по всему судя, попробуют прорваться на твоем участке. – Мы зацепились тут прочно. Два «максима» на флангах покрывают весь передний край. А сзади минометы, готовые вставить слово. – А люди как? – Обеспечены патронами. Настроение боевое. Нам доставили воду и горячую пищу, так что больше нечего просить. – Пойдем-ка, покажешь, как и что. – Пошли. Лейтенант ведет его мимо могил – кое-где после памятного понедельника 25-го числа памятники разрушены и повалены. Бойцы непринужденно расположились среди каменных крестов и мраморных надгробий, валяются на перепаханной снарядами и пулями земле, среди сломанных гробов, клочков саванов, разбросанных повсюду скелетов и отдельных костей. Дойдя до наполовину разбитой ограды, Сугасагойтиа показывает на северо-восток: – Если полезут, то наверняка вон оттуда, от того оврага и через виноградники. Впрочем, кусты низкие, защита будет неважная… А решатся дальше продвинуться… – Решатся, будь спокоен. Это рекете. – Ну и ладно. Рекете так рекете… Так вот, если пойдут вперед, наткнутся на колючую проволоку. Чтобы добраться до моей первой траншеи, им надо будет пройти заграждения. А дальше – собственно само кладбище. Видишь? – Он водит рукой из стороны в сторону. – Я приказал в нескольких местах разобрать стену, чтоб мои стрелки били из укрытий. – Падалью смердит, – морщит нос майор. – Человек ко всему привыкает. Скоро и ты принюхаешься. – Пока что пробирает до кишок. – Говорю же – это поначалу. Мои бойцы тоже сначала зафыркали, но я объяснил, что нет убежища более надежного. Да и потом, говорю, если кокнут, то и могилку рыть не надо, и плита готова… Они поржали, втихомолку поматерили моих покойников – и все в порядке. Хорошие ребята. Гамбо в бинокль оглядывает полкилометра равнины, блекло-зеленые виноградники. Плохо для наступающих, хорошо для обороняющихся. Тем не менее франкисты пойдут именно здесь, другого пути нет. – Излишне говорить, что… И смолкает. Роке, посерьезнев, кивает: – Ты прав – это лишнее. Потеряем кладбище – нас погонят до реки. – Точно. – А тебя размажут по высотке. – И это верно. Роке показывает на своих солдат. Кое-кто, разведя костерки из обломков гробов, греет на огне котелки. В углу кладбища, у ограды громоздится десяток почти мумифицированных тел. Присев на краю могилы, свесив ноги, отложив винтовки, двое солдат играют в карты рядом с истлевшим, пыльным мертвецом в драном и грязном костюме. В полуоткрытый рот воткнута увядшая гвоздика – это такой в полном смысле слова кладбищенский юмор. |