Книга Метла системы, страница 113 – Дэвид Фостер Уоллес

– Ну, я точно не художница, хотя в Кларисе есть то, что ты мог бы назвать талантом к искусствам. Да и философом я не была, просто студенткой. – Она глянула в стол. – Но почему ты не можешь это вообразить?

– Без понятия. – Ланг закинул руку на спинку кушетки, взялся за стальную пластину и стал поглаживать ее пальцами. Шея Линор затекла пуще прежнего. Она поняла вдруг, что видит Ланга под всякими разными углами: его профиль рядом, его отражение в стеклянной столешнице, другой его бок в окне за кушеткой и теликом. Казалось, Ланг был всюду.

Он говорил:

– Во мне застряла картинка из колледжа: все эти фи-ло-со-фские ребята, бороды, очки, носки с сандалиями, все время болтают всю эту мудрую хрень. – Он ухмыльнулся.

– Ерунда какая, – сказала Линор, всем телом подавшись вперед. – Те, кого я знаю, типа самые немудрые люди, каких только можно себе представить. Реально хорошие философы хотя бы не ведут себя так, будто они мудры и все такое. Они реально как физики или мате…

– Хочешь арахиса? – спросил Ланг вдруг.

– Нет, спасибо, – сказала Линор. – А ты давай, чего.

– Не. Засраныши застревают в зубах.

– У меня тоже. Ненавижу, когда орехи это делают.

– Ты продолжай, что ты сейчас говорила, извини.

Линор улыбнулась и покачала головой.

– Неважно. Я просто хотела сказать, что они как математики, реально, только они играют в свои игры со словами, а не числами, а это еще сложнее. По крайней мере, мне так показалось. К концу колледжа философия мне разонравилась.

Ланг плеснул вина в рот и поиграл им. Наступила тишина. Через Мистин деревянный пол Линор слышала слабые звуки телевизора в гостиной Тиссоу.

Потом Ланг сказал:

– У тебя все стремно со словами, верно. – Он глянул на Линор. – Стремно у тебя со словами?

– О чем ты говоришь?

– Просто кажется, что у тебя с ними стремно. Или типа ты думаешь, что они стремные.

– В каком смысле?

Ланг, рассеянно трогая пальцем верхнюю губу, глядел в стекло столешницы.

– Типа ты относишься к ним страшно серьезно, – сказал он. – Типа это большой острый инструмент или типа мотопила, которая может срезать тебя влегкую, как деревце. Что-то типа того. – Он глянул на Линор. – Это из-за твоего образования, в плане колледжа, специализации и прочего?

– Не думаю, – сказала Линор. Пожала плечами. – Думаю, я просто по жизни, ну, спокойная. Я не считаю, что слова – как мотопилы, это уж точно.

– То есть это все фигня, что я сказал?

Линор переложила ногу на ногу и поиграла вином в стакане. Заглянула в сумочку, с билетами, около кресла.

– Думаю, это просто моя семья по жизни стремная и очень… словесная. – Она глянула в стол, отпила вина. – И иногда это трудно – быть не особо словесным человеком в семье, которая смотрит на жизнь как на более-менее словесный феномен.

– Это точно. – Ланг улыбнулся. Глянул на Линорины ноги. – А можно я еще спрошу, почему ты всегда носишь эти кеды, конверсы? У тебя слишком красивые ноги, чтобы все время носить конверсы. Почему ты это делаешь?

Линор поерзала в кресле и глянула на Ланга, чтобы тот перестал глядеть на ее ноги.

– Они удобные, и всё, реально, – сказала она. – Все любят разную обувь, я полагаю.

– Обувь разная нужна, обувь разная важна, я прав? – Ланг засмеялся и выпил.

Линор улыбнулась.

– А моя семья реально смешная в плане слов. Думаю, тут ты прав. Моя прабабушка особенно, а она типа глава семьи уже давно.

– И твой папочка, и твоя домоправительница тоже, – сказал Ланг, кивая.

Линор резко подняла глаза.

– Откуда ты про них знаешь?

Ланг пожал плечами, потом ухмыльнулся Линор.

– Видимо, Эр-Ка упоминал, ну или.

– Рик?

– Но смешная, в каком роде? – сказал Ланг. – В смысле, люди любят поговорить, это же обычно. В мире полно заядлых и превосходных говорунов. Моя мать обожала поговорить, и мой папочка говаривал, что заткнуть ее реально, только ударив тупым предметом.

– Ну да, но, видишь, одно дело поговорить, – сказала Линор, приглаживая волосы. – Хотя, конечно, все это любят. Другое, как ты и сказал, значение, которое придается всему сказанному. Все сказанное для них страшно важно. – Линор на секунду осязала ободок стакана. Улыбнулась. – Взять хоть, например, то, о чем я вспоминала утром, как мой братик Камешек вошел в ту фазу детства, когда называл все вокруг марками вещей. Он спрашивал: «Это собака какой марки?» – или говорил: «Это закат той марки, когда облака из-за солнца становятся огненными», – или: «У этой марки дерева съедобные листья», – эт цетера. – Она глянула прямо на Ланга, который смотрел на нее в столешнице. Ланг глянул прямо на нее. Линор прочистила горло. – Что, ясно, не было, знаешь, чем-то таким уж очень значимым, тогда. – Она переложила ногу на ногу; Ланг глядел на нее не отрываясь. – Но моя семья какое-то время билась из-за этого в припадках, и как-то раз они умудрились выманить Камешка из дома, чтобы мы все могли вроде как сесть в гостиной, устроить саммит на тему, как заставить братика говорить вместо «марка» «род» или что-то такое. Это был большой семейный переполох, хотя мой отец, помню, все собрание проболтал по телефону, или ходил взять что-нибудь пожевать, или даже читал и всех игнорировал, потому что собрание вела моя прабабушка, а они не очень-то ладят. Не ладили – точно.

– Это ты об амхёрстском брате говоришь? – спросил Ланг. – О Ля-Ваше, который сейчас в Амхёрсте?

– Да. Ля-Ваш – второе имя Камношифра. Настоящее имя Камношифра.

– И как они избавляли мальчишку от привычки? За обедом он ни разу не сказал «марка», вообще, в тот раз, – по крайней мере, своей ноге, с которой только и разговаривал.

– Думаю, оно само прошло, – сказала Линор. – Думаю, типа выветрилось. Разве что мисс Злокач била его втихомолку тупыми предметами. – Она усмехнулась. – Мне кажется, могло быть как угодно.

– Мисс Злокач, твоя няня, ноги как маслобойки и все такое?

В ответ Линор какое-то время сидела, уставившись в столик, а Ланг глядел на ее профиль. Наконец она спросила:

– Слушь, Энди, откуда ты все это вообще знаешь? – Она поставила стакан, вписав его во влажный кружок на столике, и спокойно глянула на Ланга. – Ты пытаешься меня выбесить? Это оно? Думаю, я должна знать, что именно Рик тебе рассказал.

Ланг серьезно покачал головой.

– Выбешивать тебя мне и в голову не приходило, – сказал он. Чпокнул ушком новой банки. – Просто все случилось в самолете, когда тот летел сюда, пока ты так сладко и мило спала. Нас двое, говорить не с кем. – Он залпом отпил вина, улыбнулся. – Эр-Ка, помню, сказал, что собирается тебя повысить, из оператора коммутатора в читатели и выбраковщики, и как тебя это реально ублажит.