Книга Я вам не ведьма!, страница 69 – Ксения Алексеенко

– Тебе б похудеть, – сказала бабушка, которая сама выглядела теперь лет на шестнадцать и была худа, как будто ее тогда не кормили вовсе, – вот ведь разожралась.

– Не завидуй, – машинально ответила я.

– Я просто оцениваю свое новое тело, – прищурилась Алита.

Сложно все-таки называть такую юную девчонку «бабушкой», и я невольно вспомнила ее имя.

– Если оно такое плохое, может, просто оставишь меня в покое? – я закатила глаза.

Уважать ее у меня тоже больше не получалось.

– Я не такая ленивая, как ты. Начну меньше есть, больше двигаться, и будет вполне сносно, – хмыкнула Алита, – не идеал, конечно, но если правильно подобрать пудру, можно скрыть эти бесчисленные родинки… а это что? Веснушки?

Очень даже симпатичные веснушки. И чего так носик морщить? Недавно у меня кончился тот волшебный крем, который я захватила из дома, и я как-то совсем забыла, что неплохо бы раздобыть новый. Пара полевых практик по ботанике, и солнышко сделало свое дело. Но, что странно, отражение, которое дома привело бы меня в ужас, очень даже понравилось мне в академии.

А потом я об этом и вовсе думать забыла. У меня была куча интереснейших занятий, что мне, делать нечего, тратить время и деньги на веснушки, которые мне, вообще-то, идут?

Я и загореть не прочь, но на мою кожу загар не ложится.

Мои подружки из той, старой жизни от этой мысли полегли бы в истерике; я только-только это поняла. Но почему Алита пытается вести себя, как моя заклятая подружка и соперница на балу? Она настолько меня недооценивает?

Она же не может быть такой сама по себе: не та взрослая дама, разработавшая несколько уникальнейших для того времени зелий, безмятежно улыбавшаяся с портрета в учебнике; и не та женщина с каменным взглядом, смотревшая на меня с надгробной статуи… Зачем строить из себя девчонку, если ты уже давным-давно ей не являешься?

И зачем держать за девчонку меня?

– Придется повозиться с пудрой, да? – улыбнулась я.

Меня почему-то смешил этот ее оценивающий взгляд; вспомнилось, как однажды папенька выбирал себе шенского иноходца и очень старался сделать вид, насколько же он не заинтересован, чтобы сбить цену.

Но продавец цену знал.

И я знала, чего стою.

Алита отчаянно хотела жить, и ей, на самом деле, было абсолютно плевать, что за тело у ее несчастной внучки, или на судьбу этой самой внучки… Это читалось в ее глазах, в ее жестах. Она подалась вперед, она была напряжена, как струна, она тряслась. Может, она думала, что я не вижу.

Вероятно, она думала, что здесь, в иллюзорном мире, может показать мне иллюзорную себя.

Но это был мой мир. И я видела тут все, что хотела увидеть.

Она очень хотела казаться моей ровесницей, но первое обманчивое впечатление наконец рассеялось, и я увидела отчаянно молодящуюся старуху.

И смех куда-то исчез. Думаю, он и до того был немного истерический, а теперь я вдруг осознала, насколько сейчас не место и не время для веселья.

И пришел страх, липкий и гадкий. Она тряслась от возбуждения, а я старалась не дрожать от ужаса.

Петух или курица?

С чего я решила, что это вообще сработает?

Папенька никогда не говорил мне, что правила следует нарушать, но никогда не говорил и обратного. Никогда не делился со мной отношением к правилам неписаным, но всем отлично известным. Правила вдалбливала в мою головку тетенька.

А папенька…

Он просто делал то, что работало. И если уж начинал – больше не колебался. И если на его пути вставали какие-то там правила, он их просто обходил.

Вот чему я научилась.

– Банка с монетами, – сказала я, – она же стала учебником? Учебником, который попался Бонни на глаза?

Я хотела знать.

Так просто Бонни бы его не выдали. Это углубленный курс, явно не для начинающих.

– Это были не просто монеты, лоботряска, – поморщилась бабушка, – это монеты мертвецов. Как бы иначе Жершер их передал?

Я прижала руку ко рту, стараясь сдержать подступившую тошноту.

– Дед Жешек вскрывал могилы, чтобы забрать монеты?! – воскликнула я. – А чем же тогда они платили, чтобы уйти?

– Какое мне дело? – удивилась бабушка. – Может, они и застряли. Но Жершер ничего не вскрывал. Я сама забирала их на той стороне. Жершер всего лишь… дал мне знать, что в академии появилась моя внучка, за что я ему благодарна. Как думаешь, ему понравится в теле Щица?

Пластичные вещи «с той стороны», которые легко превращаются в другие вещи… Вспомнилось, как менялся в руках у Щица многострадальный маковый бутон. Может, та сторона не так уж далеко от этого макового поля? Где я на самом деле?

И где застряли все те мертвецы, которых обобрала бабушка?

И доживу ли я до их кровной мести?

И…

Неужели я первая?

– С чего вдруг…

– Вы связаны. Было мое, стало твое. Дело недолгое, – перебила бабушка, – что-то я заболталась. Это…

– Тетенька, – перебила я, – тетенька! Тетенька, она же… Ничего не знает?

– Аката? – вскинула аккуратно выщипанные брови бабушка. – Аката… Мы с ней сыграли вничью. Аката… ничего не помнит.

– Тетенька… потеряла силу из-за тебя, да?

Бабушка улыбнулась, тепло и жутко.

– Да.

– Ты отобрала у нее любимое дело!

– Она все равно ничего в нем не смыслила, – презрительно фыркнула бабушка, – так вот, у тебя в руках…

– И ты убила маму! – взвизгнула я, окончательно потеряв самообладание.

Наконец-то у меня было, кого обвинить.

Я не знала маму, она всегда была для меня… просто словами, просто воспоминаниями, просто… Но я хотела бы ее знать, так отчаянно хотела!

Так хотела, чтобы были не просто чужие слова и воспоминания, а настоящая теплая мама!

И я чуть не набросилась на Алиту с кулаками, мне очень хотелось наброситься и бить, бить, бить ее по груди, в нос, в шею ребром ладони, как учил однажды Щиц, правда Бонни, а не меня.

– С чего бы? Она просто была слаба здоровьем, о чем я предупреждала Аферия. Но он уперся… Влюбился мальчик, мать ему уже и не указ была. И папаша его поддержал, так что я могла поделать? О, я пыталась, но до свадьбы. Роды подорвали ее здоровье, так что если и искать тут убийцу, – Алита все продолжала улыбаться, и больше всего на свете мне захотелось вдруг стереть эту улыбку с ее лица, – то это ты, милая моя внученька. А теперь прекрати кочевряжиться, милая внученька, я ответила на все твои вопросы, кроме самого важного. Это курица, милая.

Папенька ненавидел проигрывать.