Книга Певчая, страница 3 – Эми Батлер Гринфилд

Дитя. Вдруг это слово меня обожгло.

— Я не ребенок, — рявкнула я. — Мне пятнадцать. Зимой будет шестнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы знать правду.

— Если ты не ребенок, то перестань возмущаться как дитя, — сказала не впечатленная Норри. — Нет времени. До заката остался час, мне нужно собрать водоросли. Пока меня не будет, присмотри за домом, — на ее лице была видна тревога. — Не смей выходить. Если выйдешь, мы обе будем в ужасной беде.

Эти размытые предупреждения меня злили.

— Что за ужасная беда? — она не ответила, и я сказала настойчивее. — Ты знаешь, что я тебе не наврежу…

— Не сама, — покачала головой Норри. — Но ты даже не понимала, что напевала, дитя. Что еще ты сделаешь, если пение овладеет тобой? Ты об этом подумала?

Не думала. Но, пока она говорила, я вспомнила, как эти ноты пронзали меня, как отчаянно я хотела пропеть их в ответ.

Что еще я могу сделать? Честно говоря, я не знала. Не точно. Словно все, что я знала о себе, было уже не из камня, а из сыпучего песка. Я посмотрела на потрепанную дверь за Норри, радуясь вдруг, что она стоит между мной и ветром.

— Хорошо, — сказала я. — Иди. Я останусь.

— Умница, — Норри укуталась в плащ. — Подготовь огонь, как я тебе рассказывала. Что бы ни делала, держи камень при себе, а дверь закрытой. Опасность близко.

— Что за опасность? — растерянно спросила я. — Почему ты не говоришь?

Но Норри не объяснила и вышла за дверь.

* * *

Норри ушла, и я смотрела на черный камин. День почти закончился, огонь превратился в золу, комната была холодной, мертвой и почти во мраке. Я невольно дрожала. Почему я слышала пение, а Норри — нет? И что делать, если часть меня все еще хотела петь, даже если это приведет к катастрофе?

Ответ на последний вопрос был ясным. Семь лет Норри рассказывала мне о ритуалах на Канун Всех святых. Чтобы обезопасить себя, я должна была просто следовать ее указаниям в письме.

Двигаясь уверенно и быстро, я взяла кочергу и убрала последние угли. После этого я покрыла камин лавандой, рутой и розмарином, травами защиты, что Норри собрала утром в саду. По словам Норри новый огонь можно было разжигать, когда сядет солнце, так что тут пока я ничего добавить не могла.

Я принялась быстро подметать. Я постоянно останавливалась и смотрела в окно с облупленной рамой на кухне, стараясь не задеть деревце Норри в горшке на подоконнике. Деревце Норри обожала, она не позволяла мне трогать только его. Один блестящий листик мог защитить человека от любого зла, так она всегда говорила.

Глядя за листья, я не видела Норри. Конечно, требовалось время, чтобы дойти до пещеры и обратно, и Норри ходила не так быстро. Но поднимался ветер, и то, как от этого дрожали стекла, тревожило меня. Была ли Норри такой неуязвимой, как думала?

Чтобы успокоить мысли, я зажгла душистую свечу.

Окно дрожало и гремело. Я убрала метлу в угол и поставила свечу на стол в центре комнаты.

Звон, звон… БАХ!

Я развернулась. Ветер распахнул окно, и ставня болталась криво на петлях. Внизу лежало деревце Норри, груда осколков и сломанных листьев.

Я застыла в потрясении. Упало ли оно случайно? Или это был знак — для Норри, для меня, для нас обеих?

Не было времени обдумывать вопросы, окно было распахнуто, и ветер проникал внутрь. С колотящимся сердцем я закрыла его толстым шерстяным одеялом, что я приносила для Норри. Ветер это остановило, но взамен стало темнее.

Я повернулась растерянно к обломкам деревца. Я подняла обломки глины и остановилась, что-то странное привлекло мое внимание. Среди сплетенных корней была маленькая плоская коробочка.

Я вытащила ее и поднесла к свече. Узкая, не больше моей ладони, она сияла, как серебро местами. Большая часть была черной, уголки были разъедены. Я потянула, пока крышка не открылась.

Внутри было письмо. Завернутое в пакет, в пятнах от воды. Над печатью была одна строка:

На миг я остолбенела и не могла дышать. Письмо для меня? От мамы? Сейчас?

Норри всегда говорила, что от мамы ничего не осталось, что ее вещи были утеряны при крушении. Но тут, в растении Норри, было письмо.

Норри должна была знать о нем. Она сама его спрятала. Это означало, что Норри соврала мне.

Огонь гнева пронзил меня, руки сжались на письме. Как она могла скрыть это от меня?

Я посмотрела на строку.

Но это не имело смысла. Будто мама хотела меня оставить. Мама утонула.

Или Норри соврала и об этом?

Дрожащими пальцами я сломала печать и развернула письмо. Все страницы пострадали от воды, а то, что осталось, выцвело и было написано мелким почерком, было бы сложно прочитать в свете дня. А при свече я смогла понять только пару целых предложений в начале письма.

Я остановилась и перечитала фразу. Пела тебе здесь? Как это?

А она этого не сделала. Не отдала. Она его от меня спрятала. А теперь письмо было нечитаемым. Я могла разобрать лишь несколько слов почти в конце: пение… осторожно… камень… Певчая… Всех святых… магия…

Магия?

На следующей странице была лишь одна понятная фраза, но от нее у меня перехватило дыхание.

Дом. Я с тоской подумала об Англии, о маленьком домике у моря, где мы жили, о замке и реке Темзе, о других местах, которые мне иногда снились. А потом я задумалась: что петь?

Я растерянно склонилась к свече, пытаясь отыскать в пятнах слова, пока края бумаги чуть не загорелись. Я резко отпрянула, но успела увидеть слово после «камня», что напоминало «…ять».

Снять камень?

Я потянулась к кулону. Об этом камне написала мама?

Ветер снаружи становился все сильнее, но я его едва слышала. Я сложила письмо матери, спрятала в рукав и посмотрела на свой камень. Он выглядел как обычно: непрозрачный красный диск размером с грецкий орех. Тяжелый, шероховатый и простой. Ничего волшебного в нем не было. Может, его силы проявлялись, если его снять с цепочки.

Норри говорила не снимать камень. Он защищал меня.