Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
Никто не ответил. Еще бы, душ, похоже, включен на полную мощность. Я вспомнил, что, уезжая, Валька поставил счетчик воды. Решил, что так будет выгодней. Я постучал сильнее. – Пять минут! – донеслось из-за двери. Пять минут я ждать уже не мог. У забора все еще зеленела пышная мята, ее запах смешался с острым запахом мочи: на утреннем холоде желтая струя была окутана облачком пара. Оставалось надеяться, что меня не видит эта самая Зинаида Марковна. Еще настучит Вальке, что я водил девок. Дюжинами. И устраивал с ними пьяные оргии. Сзади кто-то нерешительно кашлянул. Я обернулся. У калитки топтался долговязый парень в красной спортивной куртке. И этот тоже ко мне? Ее дружок, что ли? Да они вдвоем просто-напросто выставят меня отсюда, и что я смогу сделать? Не драться же с ними! Я торопливо подтянул тренировочные. – А вам чего надо? – крикнул я. Он не ответил, только помахал каким-то плотным квадратным конвертом. Я двинулся к калитке: парень не делал попытки войти, просто стоял и размахивал конвертом. – Это Дачный переулок? – спросил он обиженно. – Дачный. – А то мне тут показали, где Дачная улица. Я и пошел. А мне Дачный переулок нужен. – Это Дачный переулок, – повторил я. – Блинкин? Семен Александрович? Я сказал: – Ну? Я видел себя его глазами – опухший со сна неприятный тип в шлепанцах и тренировочных, пузырящихся на коленях. – Ну – то есть да? – уточнил парень. – Тут вам почта. Он протянул мне конверт. Конверт был длинный, шикарный, плотной бумаги, на нем золотыми причудливыми буквами было выведено: «Приглашение». – Расписаться надо? – Да, – сказал курьер, – вот тут. И протянул мне планшетку с квитанцией. Я расписался и вернул ему планшетку: чистая формальность, он не спросил у меня паспорта, расписаться бы мог и сам… Тут выражение его лица изменилось, словно я из лягушки превратился в королевича, да еще и попутно пол сменил. А я ведь даже не успел сунуть ему чаевые. Впрочем, я и не собирался. Потом я понял, что он смотрит не на меня, а поверх моего плеча. На пороге стояла Рогнеда, умытая, причесанная, в чем-то очень черном, длинном и очень кружевном. Из-под очень черного и кружевного виднелись маленькие босые ступни. И как ей только не холодно. – Это дочка ваша? – спросил парень, не отрывая взгляда от девушки. – Нет, – сказал я сквозь зубы. – А… – Во взгляде парня появилось какое-то новое чувство. Уважение, что ли. – Что там, дорогой? – спросила Рогнеда с крыльца низким, чувственным голосом. – Ерунда, – крикнул я в ответ, – приглашение. – Опять в «Ротари»? Достали уже. Давай забьем, а? Ты меня обещал повести в «Дежавю». На открытие сезона устриц, забыл? Она развернулась и исчезла в дверях. Я обернулся к парню. Он так и стоял с открытым ртом. – Свободен, – сказал я. Он повернулся и пошел, вопрос о чаевых испарился как-то сам собой. Я вернулся в дом. – Покажи! – велела Рогнеда. Оказывается, она нашла кофе и теперь пыталась его варить. Жалкое зрелище. Она поставила турку на полный огонь. На плите расцвел страшный синий цветок, турка торчала в самом его центре, как пестик. Я протянул ей конверт. Она ловко вскрыла его длинным, лаково блестящим черным ногтем. В смысле, не грязным, а крашеным. – На два лица, – сказала она с удовлетворением, – точно. И затолкала мое именное приглашение в черную, лаково блестящую сумочку на длинном ремешке. Все у нее было черное, длинное, блестящее. Даже глаза и волосы. Я подбежал к плите и схватил турку, пока бурая шапка не перевалила через кромку. – Ты какое кофе пьешь? – спросила она дружелюбно. – С молоком? С сахаром? – Не какое, а какой. Кофе мужского рода, – сказал я сухо, – и я его пью у себя в спальне. И завтракаю там же. – Почему? – Мне так нравится. Ты вообще что это себе позволяешь? – А что? – Она подняла длинные черные блестящие брови. – Ты мне никто, ясно? И нечего тут из себя строить… Что люди подумают? Что я путаюсь с малолетками? Она взяла с полки гостевую чашку, которую теперь явно считала своей, и плеснула туда кофе. Запах ударил мне в ноздри, и я почти проснулся. – Я поднимаю твой рейтинг. Он же у тебя ниже плинтуса. Я не могу идти на званый ужин с человеком, у которого такое паскудное самоощущение. – У меня вовсе не… – Вот уж мне врать не надо. Ты посмотри, как ты ходишь! Как ты спину держишь! И руками делаешь вот так! Знаешь, когда руками делают вот так? Когда человек не уверен в себе. Я читала, есть специальная книга, «Язык жестов» называется. И напрягаешься все время! Вот эта лицевая мышца… Она схватила меня за руку и приложила мою же ладонь к моей щеке: – Вот эта! Пальцы у нее были цепкие, а ногти глубоко впились мне в запястье. Она оказалась еще ниже ростом, чем я думал, – видимо, эти ее ботинки были на толстенной подошве. Черные волосы распадались на два крыла, а посредине шел очень белый узкий пробор. Как шрам. Я высвободил руку – кажется, слишком резко, потому что она усмехнулась: – Я же говорю. Ты вообще людей стесняешься, да? – Не лезь не в свое дело. – Стесняешься, – она утвердительно кивнула, – может, у тебя вообще никого нет? Женщины нет? Есть? Что молчишь? Под черным кружевным у нее было другое черное кружевное. И глубокий вырез. И ложбинка между грудями. В ложбинке уютно устроился кельтский крестик на черном шелковом шнурке. – Ты вообще как со мной разговариваешь? Я старше тебя в два раза. Два с половиной. – Ну и что? – Она усмехнулась, показав мелкие острые зубы, отвернулась и без спросу полезла в холодильник. Наверное, надеялась там найти что-то растительное. Я с тайным злорадством ждал, пока она осознает тщету своих поисков, потом отодвинул ее, достал два яйца, остатки сала и поджарил яичницу-глазунью. Выложил на тарелку, стараясь не повредить желтки (один, конечно, потек все равно), налил кофе, поставил все на поднос и потащил в спальню. – Хлеба тоже нет, – злорадно сказал я. – И вообще, хочешь завтракать, сходи в мини-маркет. Как выйдешь на улицу, направо, потом еще раз направо. Такой стеклянный павильончик. Хлеба надо купить. И сыра. Ну и что там еще ты ешь… |