Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Я ж говорила, у меня денег нет, – ответила она сердито. Я раздраженно плюхнул поднос на тумбочку около кровати, вернулся и стал шарить в карманах куртки. Достал смятый комок бумажных купюр, сунул ей в руку. Высыпал на стол пригоршню мелочи. Она расправила купюры ладонью, аккуратно пересчитала и сунула в сумочку. С деньгами она обращаться умела, что да, то да. И жилось ей, скорее всего, не так легко. На что она вообще надеется? Как собирается ехать домой? Может, думает, что воссоединится с папой-Сметанкиным и вообще останется здесь, в этом городе? Тут, конечно, лучше, чем в Красноярске. В каком-то смысле… Я смотрел на ее разбросанные повсюду вещи. Аккуратностью она не отличалась. Как вообще шнуруется этот корсет? Или у нее все же есть что-то более практичное? Наконец я не выдержал: – Ты что, так и собираешься тут жить до этого, как его? Воссоединения родственников? – Ну да. Она удивленно посмотрела на меня, пожала плечами – любимый жест. Она и впрямь походила на Сметанкина – в ней была какая-то нечеткость, неокончательность, точно на недопроявленном фотоснимке. Книжное сравнение, литературное. Когда я последний раз видел недопроявленный снимок? – Мне больше и правда негде, – сказала она. – Ну, могу еще у папы твоего. Он, в общем, не против был. Он симпатичный у тебя. Но тут лучше. Воздуху много. И вообще. Мне больше нравится. И она улыбнулась. Мой папа симпатичный? В спальне на тумбочке остывала яичница. Это меня беспокоило. – Ты вообще что делаешь? Учишься? Работаешь? – Учусь. – Она, оттопырив мизинец, прихлебывала кофе. Это я с ней пойду на встречу с родственниками? Позорище. – На стилиста. Наверное, на парикмахера. Сейчас все называют идиотскими эвфемизмами. – Вот вернусь, позавтракаем, пойдем тебе костюм приличный купим. Вообще приведем тебя в порядок. Чтобы не стыдно было родственникам показаться. – Слушай, – сказал я устало, – отстань от меня, а? – Я же как лучше… Вот пойдет она в маркет, запру дачу и поеду к папе. Я представил себе, как она возвращается с пакетом своей веганской еды и тычется в запертую дверь… – Туалетной бумаги купи, – сказал я, – и хлеба. И помидоров. И яиц. Кстати, «мангазея» что такое? Не знаешь? В комнате нестерпимо воняло парфюмерией. Чем она душится? Какой гадостью? – Ткань такая? – неуверенно ответила она, подобрала с пола свой корсет, со стула – юбку, двинулась в ванную и захлопнула за собой дверь. Зашумела вода. * * * Я съел холодную яичницу, немножко прибрался и задумался. Позвонить Сметанкину? Сказать, что тут мне свалилась на голову его дочка, и, между прочим, не маленькая, и пускай он сам разбирается – например, приезжает на своей серебристой «мазде» и увозит ее в какое-нибудь пристойное место, а главное, отсюда подальше. Такой папа на белом коне. Но потом передумал. Сдержал первый порыв. Если бы она хотела сдаться Сметанкину, она бы поехала сразу к нему. А не болталась бы ночь на вокзале. Вместо этого я позвонил своему папе. Он долго не брал трубку (я уже начал беспокоиться), но потом весьма бодро сказал: – Да? – Папа, это я, – я повысил голос, так как он был глуховат, – у тебя все в порядке? – Спасибо, что соизволил поинтересоваться, – папа был ядовит, как смертоносная мамба, – прекрасно. Я себя чувствую прекрасно! – А… тебе ничего не надо? Мне заехать сегодня? – Зачем? – скорбно сказал папа. – Зачем? Чем ты хочешь меня порадовать? Порадовать его мне было нечем. – Бросил женщину. С ребенком. Мне казалось, я тебя хорошо знаю. Я думал, ты тюфяк и ничтожество, но не подлец. А ты еще и подлец! – С чего ты… – Ходил несколько лет, обещал жениться. Мать приняла снотворное, еле откачали, это тебе наплевать… Но ты же еще к дочери приставал! Довел девочку до того, что она убежала из дома, спуталась с наркоманами! – Погоди, – сказал я, – погоди. Это она тебе сказала, да? – Светочка? Да. Хорошая девочка. А ты, мерзавец, если бы ты не был моим сыном… Я понял, что напрягаю слух, на заднем плане был какой-то шум, что-то шло фоном. – Что там у тебя? – Голос пришлось тоже напрячь. – Ремонт у соседей? – Почему у соседей, – обиженно сказал папа, – это у меня ремонт. Папа давно уже выкручивал руки ЖЭКу, поскольку сверху была протечка, на потолке в кухне образовалось большое пятно, похожее на Африку, а в ванной начала шелушиться краска на стене. – Этот милый молодой человек, Сметанкин… Прислал рабочих и материалы. Сказал, что себе делал ремонт и не все израсходовал. Плитка, цемент, побелка. – Папа, – сказал я, – ты слышал поговорку насчет бесплатного сыра? – При чем тут сыр? Просто родственный мальчик. Он родителей рано потерял. Ему некого любить. Не о ком заботиться. Это тебе все на блюдечке подносили – и учебу, и образование, и семью. – Если не о ком заботиться, почему он семью бросил? – Это он семью бросил? Это ты семью бросил! Девочка плакала. Она тебя до сих пор папой называет. Несмотря ни на что. Теперь я понял, почему ты скрываешься на этой даче! Нашкодил, и прячешься. Я дал ей твой адрес, дал! Чтобы тебе стыдно было ей в глаза смотреть, мерзавцу! Дрель взвыла совсем уж нестерпимо, и я отключился. Сметанкин делает ремонт у папы? Рабочих прислал? Тех самых невидимок, которые работали у него? Пальцы у меня тряслись, и я с трудом попадал в телефонные клавиши. «Абонент не отвечает или временно недоступен», – сообщил автомат. Специально отключил телефон, чтобы его нельзя было достать? Что вообще происходит? Стоп. Предположим, мы с папой, в особенности бедный папа, ну и я тоже хорош, стали жертвой какой-то чудовищной аферы? Чем вообще этот Сметанкин занимается? Кто он такой? Как его на самом деле зовут? Я не видел его документов – я вообще не спрашиваю у своих клиентов документы, зачем? Кому принадлежит на самом деле та квартира, на которой он назначал мне встречи? У кого он ее отобрал? Как присвоил? Я думал, он помешался на почве поисков родни, но что, если он нормален, как боа-констриктор? Просто с самого начала преследовал совсем другие цели? Что, если ему был нужен именно я? Или папа? Проплатить заметку для газеты не так уж и сложно. Предположим, есть некая банда. Вот она выходит на одиноких, неустроенных людей. Втирается к ним в доверие. |