Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Миша, послушай… – сказал он наконец. – Ты Али этому задаток давал? – А то, – горько ответил Шендерович, – треть суммы, все путем. – Он товар отгрузил? Где товар? Пусть вернет деньги. – С Али какой спрос? – вздохнул Шендерович. – Говорю тебе, Лысюк это… Выследил нас и… – Ага… Только они, Миша, склад очистили раньше, чем мы сюда подошли. А вот откуда они номер склада узнали? Кто его еще знал? Мы да Али, вот и все. Их Али навел. Так что пусть отдает задаток. Так дела не делают. Шендерович напряженно задумался. – А и верно, – сказал он наконец. – Ну я его, паршивца… Всю душу вытрясу. «Надежный человек, надежный человек»! Ну Яни! Ну Ставраки! Ну сволочь! – Где он живет, знаешь? – Итальянская угол Канатной. – Да не Ставраки! Али! – Откуда? Ставраки, может, знает. – В кофейню надо. Сам говорил, он туда как на работу ходит. – Верно! – еще раз обрадовался Шендерович. – В кофейню. Прижмем его, гада ползучего. Пусть бабки отдаст! Все! А не отдаст, в полицию на него настучу. Пошли отсюда, брат мой мудрый, пока мы еще в какое-нибудь дерьмо не вляпались. – Куда, – с надеждой спросил Гиви, – в полицию? Шендерович вновь задумался. – Не-а… с полицией погодим. Они приметы начнут спрашивать… Ты этого урода хорошо разглядел? – Как тебя, – сказал Гиви. – Ну? – В черном чулке, понимаешь… – Это, – сухо сказал Шендерович, – я и без тебя заметил. Еще что? – Сам в черном… – Это я тоже заметил. – Машину видел. – Цвет? – деловито спросил Шендерович. – Марка? Номер? – Зверь машина, – печально сказал Гиви. – И все? – Ага. – Ну вот. А ты – полиция, полиция… Что мы им скажем? – В луже отпечаток протектора остался. – Это плюс, конечно, – согласился Шендерович. – Только мы вот как сделаем… Вернемся на теплоход, придем в себя, залечим нервы, а завтра с утра Алку под мышку – и в кофейню. – На теплоход так на теплоход, – покорно ответил Гиви, – расклад, в общем, приемлемый. Толковый расклад. А нас пустят туда, на теплоход-то? – А то, – пожал плечами Шендерович. Ночь обнимала их, темная и горячая, точно смола. В черном далеком море мерцали огоньки стоявших на рейде судов – точно драгоценные камни из рассыпанного ожерелья. Гиви вдруг очень захотелось оказаться там – как можно подальше от берега. Он вздохнул и, насколько мог, расправил плечи. – А я своему тоже оч-чень неплохо врезал, – сказал он Шендеровичу. * * * На теплоходе было тихо – так тихо, что Гиви различал слабый плеск ударяющихся о борт крохотных волн. Пассажиры – и беспечные туристы, и деловитые челноки – разбрелись по Стамбулу в поисках относительно дешевых развлечений, пили кофе за белыми столиками на увитых виноградом террасах, поглощали кебаб и лукум, парились в хаммамах, любовались на танец живота… Да мало ли чем можно заняться вечером в благословенном городе, столице благословенной страны, омываемой с трех сторон тремя морями… Гиви вновь стало жалко себя. Он с тоской поглядел на освещенные окна салона, потом горько махнул рукой – все выданные Шендеровичем командировочные исчезли в алчных лапах грабителей. Каюта, к удивлению Гиви, была освещена – Варвара Тимофеевна, о которой Гиви успел напрочь позабыть, с деловитым видом выкладывала на койку какое-то пестрое барахло. Барахло струилось и сверкало в тусклом свете корабельного фонаря. Она обернулась, расцвела было при виде красавца Шендеровича, но тут же всплеснула полными руками: – Ой, голубчик! Да где ж тебя так? – Да вот так, – неопределенно отозвался Шендерович. – А я-то думал, мамочка, что вы давно уж в Анталии. Бебиситтерствуете. – А я, золотко мое, подумала – когда я еще Стамбул увижу? – благодушно отозвалась Варвара Тимофеевна. – Вот и позвонила в Анталию, дайте мне, говорю, еще пару денечков догулять. Понравилось мне тут. Люди приятные, вежливые. Не то что наши. Даже в экономном каютном освещении было видно, что за день пребывания в вольном городе Стамбуле Варвара Тимофеевна переменилась разительно. Волосы ее завились баранчиком и приобрели богатый рубенсовский оттенок, брови изогнулись дугой, уютные круглые плечи лукаво высовывались из винно-алой, с искрой блузки с таким глубоким вырезом, что Гиви застеснялся и отвел глаза. На ногах у Варвары Тимофеевны красовались добротные, но изящные черные лаковые туфельки на низком каблучке, а сами ноги переливались шелком, гордясь своими круглыми, аккуратными коленками. – Похорошели вы, мамочка, – удивился Шендерович. – Просто роза персидская! – А я в хаммам сходила. Вежливые они там, в хаммаме. И девочки у них толковые. Любезные… Вы, говорят, красавица-ханум, услада очей, только приодеться немножко… В магазин направили, одна даже со мной пошла, помогла вот кофточку подобрать… – Да она с этого проценты стрижет, – прозаически заметил Шендерович. – А хоть бы и так. Им хорошо – и мне хорошо. В косметический кабинет отвела, кофем напоила. Заходите, говорит, еще, ханум-красавица, к нам, говорит, свахи ходят, приглядываются… такие, как вы, приличным людям нравятся, состоятельным… Вы женщина молодая, интересная… И Варвара Тимофеевна застенчиво одернула юбку, сверкнув круглой коленкой. – Вот так-то, брат Яни, – загрустил Шендерович, – кому война, а кому мать родна… – А что ж вы Аллочку оставили? – полюбопытствовала Варвара Тимофеевна. – Это она нас оставила, – сухо сказал Шендерович. – Аллочка с капитаном гуляет. – Это с таким высоким? Красивым? Гиви поник. – Да, – согласился беспристрастный Шендерович, – высоким-красивым. – Так он же тут, – удивилась Варвара Тимофеевна. – Тут наш капитан. В салоне сидит. И злющий! Сидит, пальцами по скатерти барабанит. Шендерович вскочил: – Где сидит? В салоне? Пошли, Гиви! – Опять Гиви? – удивилась Варвара Тимофеевна. Варвара Тимофеевна не ошиблась – капитан одиноко сидел за столиком, раздраженно барабаня пальцами по накрахмаленной скатерти. Он действительно был высоким и красивым и так холодно посмотрел на ворвавшегося в салон Шендеровича, что тот тут же выпустил воздух и съежился. – Ну? – сухо, но вежливо спросил Шендерович. Он пододвинул ногой стул и опустился на него. Гиви робко топтался за спиной друга, так и не решаясь сесть. |