Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Я, по-вашему, не специалист, выходит? – вежливо спросил Вася. – Извини, Вася… но… мне кажется, одному тебе не справиться. – Вот и посмотрим, – сказал Вася, поднимаясь и машинально отряхивая ладони. – А если он, пока мы тут сидим, еще кого-нибудь вот так? – Вероятность практически нулевая, Лена Сергеевна. Это совпадение было. Гадское совпадение. – С чего вообще индейскому духу голода болтаться на стадионе? – Он с людьми бегать любит. Хобби у него такое, ну. А тут людей полно, и все бегают. Ладно, пошел я. – Может, я с тобой, Вася? – нерешительно спросила Петрищенко. – Вот этого не надо, Лена Сергеевна. Вы, если честно… ну, помешаете только. – Это нарушение, Вася. Наблюдатель должен быть. – Я ж ничего не буду делать, – сказал Вася, глядя на нее честными глазами, – только пощупаю. – Ну… – Слово даю, Лена Сергеевна. Я нежно пощупаю. Очень аккуратно. А потом вам позвоню, ага? – Не знаю, Вася. – Вот и ладно. – Вася натянул штормовку. – Дождь вроде собирается, это хорошо. Бегунов этих не будет. И собачников. – Ты бы, Вася, куртку купил. Распространяли же в пароходстве хорошие куртки. Румынские. Сравнительно дешевые. А ты как бич какой-то. – Поглядим, Лена Сергеевна, – ответил Вася неопределенно. – Жениться тебе надо, Вася, – вновь сказала она невпопад. Вася сразу как-то подобрался, и Петрищенко смутилась: а вдруг он подумал, что я его и правда на Ляльке хочу женить? И что я специально все подстроила? Она почувствовала, что краснеет, уже от одного только, что он может такое подумать. И оттого, что она подумала, что он может такое подумать, покраснела еще сильнее. – Да, конечно. Спасибо тебе. Ни пуха ни пера, Вася. – К черту, Лена Сергеевна, – серьезно сказал Вася. * * * Представим себе обнесенные бревенчатым забором хижины у замерзшей реки. Перевал завалило снегом, провизия съедена. Патроны кончились. Нет больше сил поддерживать огонь в очаге. И трупы даже не выволакивают за дверь, они лежат у стены, твердые и холодные, точно бревна. Снег у порога бурый от экскрементов. И тогда ночью, когда над головой загораются холодные и страшные, с кулак, звезды, к людям приходит вендиго. Морозный лес полон звуков. Скрипят деревья, в воздухе стоит чуть слышный треск вымерзающей влаги. Ветви трутся друг о друга. Шурша, упадает с вершины ели снежная шапка. Кто-то стонет во сне, потому что неслышный голос окликает его из темноты. Кто-то зовет, зовет его по имени. Тело обретает странную легкость, кажется, само летит по воздуху… опухшие ноги тянут к земле, надо их отбросить… Они болят, они тяжелые… Они мешают держаться вровень с тем, кого ты уже почти догнал. С тем, кто так сладко зовет из тьмы. И ты бежишь, так бежишь, что ноги у тебя начинают дымиться. Потом они сгорают, на их месте вырастают новые. Нечеловеческие. Теперь вендиго – это ты. Ты возвращаешь себе прежнюю людскую личину. Ты изо всех сил стягиваешь безгубый рот, чтобы скрыть клыки, ты прячешь во мраке свои новые ноги. Ты возвращаешься в поселок, где живые лежат вповалку с мертвыми. Ты говоришь с живыми тихо-тихо, на своем языке. И видишь, как живые грызут мох, растущий на могучих деревьях. Потом начинают пожирать мертвых. А потом – друг друга. Вендиго. Дух-людоед. * * * Темная фигура маячила у двери в телефонную будку, и Розка внутренне напряглась, но тут же сообразила, что это просто какой-то нетерпеливый гражданин переминается с ноги на ногу в ожидании, пока телефон освободится. – Сейчас-сейчас, – крикнула она и, прижимая трубку к уху, замерла. В трубке шуршало и потрескивало. Потом до нее донеслись все те же шаркающие шаги. Не могут они там быстрее шевелиться, что ли? – А его нет, – сказал все тот же бесполый старческий голос. – А когда он будет? – Что? – Девушка, может, вы будете решать свои личные проблемы при личной встрече? – Когда он будет, пожалуйста? – Не знаю. – Девушка… – Сейчас-сейчас… – Девушка, да что же это такое! Она с виноватым видом открыла дверцу будки. Лев Семенович стоял, нетерпеливо притопывая чищеным черным ботинком… – Ой! – сказала Розка. – Ну, сколько же… – укоризненно начал Лев Семенович, но тут, разглядев Розкино лицо в сгустившихся сумерках, удивленно сказал: – Розочка, это ты? – Лев Семенович… Я хотела… Лев Семенович шутливо погрозил ей пальцем: – Что, молодежь, секреты от мамы? Уже кавалер завелся, так? Розка, которую передернуло при мерзком слове «кавалер», тем не менее промолчала, чуть заметно поведя плечами. – Ну ладно, – торопливо продолжал Лев Семенович, придерживая дверь телефонной будки и стоя к Розке вполоборота, – дело молодое, дело молодое… Как работа? – Спасибо, Лев Семенович, ничего. – Тренируешься? – В каком смысле? – Ну, язык, машинопись? – Да, все нормально, – соврала она. – Скучновато, правда, но ничего… – Я в твои годы… – неопределенно сказал Лев Семенович. – Ладно, маме привет передавай. Как работа? Как сослуживцы? Сработались? – Ничего, Лев Семенович, – холодея, ответила Розка. Ну да, он ведь живет тут поблизости, на Гагарина, а что звонит из автомата, так, наверное, завел кого-нибудь, по секрету от тети Риммы… Но до чего же у него странный вид. И не слушает, что ему говорят. Вообще не слушает… – Так я пошла, Лев Семенович? – на всякий случай спросила она. – Да, Розочка, иди, иди… На весу он держал блокнотик и пальцем уже заложил в нем страничку… Не хочет, чтобы застукали, подумала Розка. Особого сочувствия к лысоватому, суетливому, с брюшком Льву Семеновичу она не испытывала, но ощущала неловкость, как всегда бывает, когда застанешь другого в неловкой ситуации. Протиснувшись мимо него, она заторопилась домой, когда он окликнул ее в спину: – Розочка, двушки, случайно, не найдется? * * * У мамы в комнате мерцал старенький черно-белый телевизор. Шел «Подпасок с огурцом». Мама спала. Петрищенко где-то читала, что мозг работает всегда. Даже если кажется, что человек ничего не видит и не понимает, мозг все равно работает. Сам в себе, сам для себя, порождая странные и причудливые картины… Мама, возможно, сейчас разговаривает с папой или гуляет по набережной в Ялте, и все смеются и едят мороженое, и всем хорошо, вот только тени падают под каким-то немножко странным углом. |