Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Вася, – сказала она, – зайди ко мне. – А я? – тут же вскинулась Розка. – Посиди, Розалия, тихо, умоляю тебя. «Анжелику», что ли, почитай. Вася прошел за Петрищенко в кабинет и прикрыл за собой дверь. Розка достала «Анжелику» и уселась за столик с пишущей машинкой «Ятрань», так и пылившейся под чехлом. – Я хочу услышать о результатах. – Петрищенко повернулась к Васе, все еще пылая боевой яростью. – Вы вчера, кажется, что-то там собирались делать, на стадионе? – Ну, – неохотно признался Вася. – Да… собирались. – Я так поняла со слов твоего… старшего товарища, что ничего у вас не вышло? – Ну… – И вряд ли выйдет. – Ну, в общем да, Лена Сергеевна. Упертая тварь. Но может… – Значит, так, Вася, – холодно сказала Петрищенко. – Самодеятельность закончена. Пускай специалисты работают. Утвержденными методиками. Всем спасибо. Все свободны. – Зря вы так, Лена Сергеевна. – Вася не впечатлился. – Романюк как раз самый специалист и есть. – Может, у себя в районе он и специалист. Он что, по Канаде работал? – Откуда, Лена Сергеевна? – Тогда разговор закончен. Ладно, Вася, я, собственно, сама виновата. Поддалась на эти ваши авантюры. Так и не выяснили, почему он за нее взялся, за Белкину? – Непонятно. Может, ему вообще нужна, ну, девушка? Как дракону? Для инициации. – А Белкина – девушка? – машинально спросила Петрищенко. – Я тут ни при чем, – быстро сказал Вася. – Девок вокруг полно. Такая у нас, Вася, демография. И некоторые даже девушки до сих пор. Почему именно Белкина? Что тебе, Катюша? – Людочка из диспетчерской говорит, в Пассаже батники выбросили, – сказала Катюша, приоткрыв дверь и с удовольствием оглядывая всех блестящими глазами. – Румынские. Я вам не нужна, Елена Сергеевна? – Нет, – устало сказала Петрищенко. – На вас брать? – Нет. И закрой наконец дверь. – Методики, – презрительно сказал Вася, уже успокоившись. – Если восемь математиков собрать, они вам теорему Ферма в восемь раз быстрее не докажут. Чтобы теорему Ферма доказать, и одного хватит. Только это должен быть сам Ферма, улавливаете? Нет у нас Ферма. И в Москве нет. – Ладно, Вася. Хватит с меня теорий. Забирай Белкину и иди. Уже из диспетчерской звонили. Она прикрыла глаза и надавила на них пальцами. Цветной круг, вспыхнувший под веками, был сам по себе похож на глаз – радужка с прожилками и черная дыра посредине. Я большая, сказала она самой себе. Я страшная. Все меня боятся. Лялька меня боится. Вова этот ее отвратительный меня боится. Родители его меня боятся. Маркин меня боится… Впрочем, Левушку напугать дело нехитрое. – И скажи этому своему, – велела она сухо, – этнографу-любителю. Пускай зайдет ко мне. * * * – Руку, руку не опускай. Держи параллельно земле. То есть палубе. – Как я могу держать параллельно палубе! – злится Розка. – Она же качается! Проволочная рамка в ее руке ходит и прыгает. За бортом ходит и прыгает волна. В лицо бьет холодный ветер. Сухогруз тоже подпрыгивает на своих канатах, они то натягиваются, то провисают… В желудке разместилась сосущая пустота, отчего одновременно тошнит и хочется есть. Розка кажется себе полной идиоткой. А вдруг это ее просто разыгрывают – таким особо изощренным образом? – Давай-давай… Подумаешь, качка! В открытом море, вот это да, качка! Руку-то расслабь! Не в локте, дуреха! В кисти расслабь, в пальцах! Как же она у тебя будет вертеться. У Розки и правда от напряжения свело пальцы. – Дай сюда! Рамку Вася держит как-то по-особому, расслабленно, – наверное, опытный бандит так держит нож… И рамка в его руках тут же начинает шевелиться. Сопровождающий их сэконд, очень молодой и беспокойный, грызет на ходу ногти. – Что там у вас? – Вася поглядел строго, и Розке даже показалось, поправил на переносице несуществующие очки. – Там? Ничего. – Сэконд смотрит в сторону, потом моргает и повторяет: – Ничего… Ну смотрели же… Вася пожимает плечами. У грузового люка рамка вертится медленнее, потом замирает совсем. – Не в трюме, – озадаченно говорит Вася. – Ваша служба… – Сэконд раздраженно топчется на месте. – Мракобесие какое-то. – Наша служба… – рассеянно бормочет Вася сквозь зубы, – и опасна и трудна… и на первый взгляд как будто не видна… есессно… Ничего не понимаю… – Ничего нет, – очень равнодушно заметил сэконд. Врет, решила Розка. Рамка в руках у Васи шевелилась, как нос гончей собаки. Верхнее чутье, нижнее чутье. – Вот эту штуку отвинтите. – Это вообще ничего. – Сэконд пожал плечами. – Крепление просто. И вообще… тут механик нужен. А я не… И он встал, прислонившись к фальшборту и гордо скрестив на груди руки. – А я – да… – сказал Вася, отложил рамку и присел на корточки. Раздался противный тягучий скрип. Розка пытается заглянуть ему через плечо, но плечи у Васи широкие. Ничего у нее не выходит. Какое-то время Вася молчал, глядя перед собой. Потом сказал: – Верно, ничего нет… Сам завинтишь или как? – Сам завинчу. – Сэконд моргнул и вытер потную верхнюю губу. – Пошли, Розка, – говорит Вася, – дай ему на подпись акт и пошли. – А там чего было? – спрашивает Розка, когда они спускаются по трапу. – Ничего, – говорит Вася, – померещилось. Бывает. Посторонний сигнал, сопровождающий фонит. Он остановился и прикурил, заслоняясь ладонями от ветра, потом повернулся к Розке: – Ты, Розалия, сейчас наблюдала наведенные помехи. Потому как, если человек волнуется или там думает все время о чем-то, он, как я сказал, фонит… Знаешь, как карманники вычисляют, у кого особо крупная сумма денег при себе? – А у него что там, деньги были? – интересуется Розка. – Нет, так, контрабанда по мелочам… коньяк, чулки и презервативы… Ну, это не наша забота, пускай у ОБХСС голова болит. – Вася, разве коньяк туда влезет? – Ну, – бормочет Вася, – маленькая такая бутылочка. Очень маленькая. Ты, Розалия, «Архипелаг» читала? Ну «ГУЛАГ». Нет? И правильно, что нет. Ох, с огнем ведь играют, дураки! * * * Кабинет показался неожиданно пустым. Во всей конторе пусто – не на кого злиться, некого винить. Даже Лещинский не звонил больше. |