Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– А гостиница там есть? – спросил он на всякий случай. – Какая гостиница? – Она задумалась. – Можно, наверное, у тети Зины остановиться. Тетка Зина, по-моему, держит комнату для приезжих. Только в Болязубы редко кто приезжает. – Это я уже заметил. Он подумал, что она сейчас спросит, какого черта ему понадобилось в Болязубах, но она молчала. Воздух переливался и звенел, прошитый тонкими звоночками насекомых, пыль скрипела на зубах, жара давила на макушку, как тяжелая недобрая ладонь. Мне очень повезло, что в дороге мне попалась молчаливая женщина, подумал он. В этих краях все женщины разговаривали высокими резкими голосами, такие голоса хороши, чтобы перекрикиваться через поле. Дорога на Болязубы открылась неожиданно, это была просто колея, промятая в траве, трава росла посредине и по бокам, там, где ее не разбивали колеса. У развилки на покосившемся столбе висела ржавая бело-голубая табличка с бурой надписью «Болязубы, 3 км». Они сошли с основной дороги, оставив ее неспешно идти вдаль, к холмам, едва видным в сизой летней дымке. Здесь почти сразу пропали поля, а вокруг дороги росли травы и цветы, какие обычно бывают на вырубках и на пожарищах: лиловые стрелы иван-чая, плоская охристая пижма (эти он знал), белые зонтики с зеленоватым отливом мелких, собранных в пучки цветов. На зонтиках было особенно много пчел. – Медоносы, – сказала красивое слово Инна. – Здесь все цветы – медоносы. – В Болязубах, наверное, есть пасека? – Да. Раньше много кто держал. Теперь, кажется, только Лебедевы держат. – А вы заметили, – сказал он, – пока мы шли, нам навстречу не проехала ни одна машина. – Да, – сказала она. – Бедный наш водитель так и сидит на жаре. – Какой он бедный, – сказал он сердито. – Наверное, он придумал эту историю с мотором. Просто не хотел зря машину гонять. Наверное, он сейчас уже в городе. – Надо верить людям, – наставительно сказала Инна. – Ну, будем надеяться, его подберет автобус, – сказал он примирительно. С автобусом, он сейчас сообразил, получилась странная штука – он давно должен был высадить пассажиров в Болязубах и ехать обратно. Не так уж тут далеко. – Он только к пяти обратно поедет, – сказала Инна, угадав его мысли. – К вечеру. – А-а… Получалось, водителю «жигуленка» сидеть на жаре еще несколько часов. Впрочем, он, наверное, спит… Машина все равно что маленький дом, подумал он. Собственное, приватное пространство. Он остро затосковал по своей серебристой красавице. – А вы почему не на машине? – спросила она. – Тут мало кто вот так… автостопом. Только студенты. – В ремонте, – повторил он. – Ах да… У дороги лежала коряга, серая и высохшая, с удобной седловиной, словно предназначенной для отдыха усталых путников. – Сяду на пенек, – сказал он, – съем пирожок… – А и правда. – Она оживилась. – Хотите бутерброд? – У вас и бутерброды есть? – Ну да… в дорогу. С курицей. И с сыром. – Это очень кстати, – согласился он. Завтрак в придорожном кафе «Калинка» остался смутным воспоминанием, на открытом воздухе всегда очень хочется есть, какие-то древние механизмы, пробуждающие в человеке инстинкт кочевника и собирателя, – чтобы выжить, нужно есть как можно чаще. Она вновь открыла чемодан, поставив его рядом с корягой, порылась там, достала сверток с бутербродами; каждый завернут в отдельную бумажную салфетку, салфетки уже подмокли и частью расползлись. – Урны поблизости нет, – пошутил он. – Бумага – это ничего, – сказала она. – А вот пластиковые пакеты нельзя выкидывать. Они не распадаются. И бутылки тоже. – Говорят, ученые придумали специальный пластик, который через какое-то время самоликвидируется, – сказал он. – Кстати, насчет бутылки. Он достал из наружного сетчатого кармашка на рюкзаке бутылку с водой. Сидеть на коряге было удивительно тепло и как-то уютно. Он увидел, что рядом с ним пролегла дорожка муравейника. Муравьи деловито тащили какие-то мелкие предметы, зернышки, обломочки, оболочки чего-то, дергали за них, словно вырывали друг у друга, но неуклонно продвигались вперед. – У муравьев тоже есть свои дороги, – сказал он. – Вон какое движение. – Они не соблюдают правила. – Она искоса, по-птичьи, поглядела на муравьиную тропу. – Все время выезжают на встречную полосу. Просто безобразие. И куда только смотрит их муравьиная ГАИ? Они разумные, как вы думаете? – Да, – сказал он. – Они хоронят своих мертвых. – Нет, – возразила она, – просто выносят их за пределы муравейника, правда, – она задумалась, – в специальные могильники. Да, наверное, разумные. Они тлей пасут, знаете? Утром выносят их на листики, а вечером забирают. А тля не возражает. Висит, подогнув ножки. – Это вам Лебедев рассказал? Он уже хотел познакомиться с этим симпатичным Лебедевым, у него наверняка одна дужка очков отломана и прикручена проволокой. Либо завязана ниткой. И еще он ведет научные разговоры за чаем с вареньем. О космосе, о тайне жизни. Он с удовольствием бы побеседовал о космосе и тайне жизни. И о том, есть ли жизнь на других планетах. И еще у него наверняка есть старые подписки журналов «Наука и жизнь» и «Знание – сила». И розеточка с вареньем. Обязательно должна быть розеточка с вареньем. – Он поручал нам наблюдать за муравейником, – сказала она, – и вести дневник. А потом кто-то из взрослых муравейник разрушил. Просто так, шел мимо и пропахал ногой. Муравьи так суетились… – Наверное, – сказал он, чтобы ее утешить, – они потом построили новый муравейник. – Нет, – сказала она, – они собрали все свои припасы и эвакуировались. Ушли. И своих деток забрали. И своих тлей. Они не захотели жить в таком опасном месте. У них бывают войны, вы знаете? Красные муравьи идут войной на черных. – Как у людей, – сказал он. – Мирмика. Они зовутся Мирмика. – Кто? – Красные муравьи. Они охотники и рабовладельцы. Они забирают деток черных муравьев, а родителей убивают. И дети черных муравьев работают на них остаток своих дней. – Все как у людей, – повторил он. Ему стало грустно и неприятно. Хотелось поскорее закончить разговор и уйти. Но уйти было некуда. Все равно они шли в одну сторону. – А у Лебедева правда дужка очков подвязана проволокой? – спросил он. – Откуда вы знаете? – удивилась она. – Просто подумал. – Он сельский чудак, – сказала она. – Они, наверное, все похожи друг на друга. Ладно, пойдемте. Он вдруг, словно спохватившись, понял, что у дороги темно и сыро, что лучи солнца косо прочерчивают бурьян, иван-чай приобрел пурпурный оттенок, а пижма в тени светится, как горстка брошенных на траву фонариков. Около уха настырно зудел комар. Муравьиный поток поредел и втянулся под корягу. |