Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
Он постоял какое-то время, вдыхая сырой воздух и думая о том, что стоит на бессчетном множестве лежащих в черной земле тел. Ему стало неприятно, и он быстро сошел с холма. Найти Инну? Он не знал теткиного имени, но не сомневался, что в любой хате ему покажут: надо просто спросить, к кому вчера Инна приехала, и все. Но Инну отыскивать не хотелось. Расспросы вдруг показались ему утомительными и бессмысленными. Он спустился с холма и открыл калитку лебедевского сада, как раз чтобы увидеть Лебедева, наливающего из трехлитровой банки молоко в кружку. На стекле банки оставался жирный молочный след. – Идите завтракать, Евгений, – крикнул Лебедев с веранды. Он прошел на веранду и сел на скрипучий стул. «Спидола» рядом бормотала что-то неразборчивое – видно, потеряла волну. – Вы, гм, Би-би-си слушаете? – спросил Лебедев, понизив голос. – Слушаю, – признался он. – Иногда. И «Голос Америки». – Ну и что вы думаете? – У них хорошие аналитики, – сказал он. – Но иногда и они ошибаются. – А то, что в Москве сейчас дефицит и очереди? – Это правда. – Я учил детей сорок лет, – сказал Лебедев. – Я старался им не врать. Но я преподавал естественные науки. – И мичуринскую агробиологию? – спросил он. – Мичуринскую агробиологию? Ах да. Она входила в программу до середины пятидесятых. Но вы знаете, по-моему, в ней что-то есть. Нельзя отвергать вот так, сразу. – Ламаркизм? – Да, направленную эволюцию. Нельзя сводить все к слепому случаю. Почитайте хотя бы Берга, он все-таки наш современник. Вообще биологии у нас в школе уделяется мало внимания. Больше физике. По-моему, зря. Тайна жизни все-таки самая великая из тайн. – Наверное, – сказал он. – Я все больше по водоизмещению танкеров. – За нефтью нет будущего, – тут же сказал Лебедев. – Предложите альтернативу. – Водородный двигатель, – серьезно сказал Лебедев. – Атомная энергетика тоже доказала свою несостоятельность. Вы вот у себя в Москве, вам ничего. А мы тут как на вулкане. Чернобыль под самым, можно сказать, боком. Власти преуменьшали степени опасности поначалу, да и теперь, наверное, врут. Нам-то что. Мы старики уже, а молодежь жалко. Правда, у нас ее и не много, молодежи. Все разъехались. – Москве тоже достается, – вступился он за Москву. – Свинец, бензин… – Ну, это даже и сравнивать нельзя. А скажите, в Москве еще продают сыр рокфор? Разговаривая, Лебедев резал на посеченной фанерке серый пористый хлеб. – Иногда. – Я помню. Вкусный был сыр. Остренький такой. – Я был наверху, – сказал он. – Ходил смотреть городище. Я не понял, это что? Крепостные стены? – Земляной вал, – сказал Лебедев, – насыпь. Ее укрепляли камнями, конечно. – Там рядом кладбище. Лебедев промолчал и стал резать розовое, с прожилками сало. – Такие могильные плиты… дорогие, наверное? – Здесь много камня, – сказал Лебедев. – Когда-то здесь добывали камень, в лесу можно найти карьеры, затопленные водой. – А где Анна Васильевна? – спросил он. – Придет вечером, – ответил Лебедев. – Вы ешьте. Он сказал: – Спасибо, – и взял себе хлеб с салом. И то и другое оказалось неожиданно вкусным. Может, потому, что на свежем воздухе? Молоко тоже было вкусным. Только слишком жирным. – У вас корова? – спросил он. – Нет, – сказал Лебедев. – У меня пенсия. Я ветеран труда. Он доел хлеб с салом и взял себе добавку. Могла же Анна Васильевна, в конце концов, подрабатывать в сельпо или в местной библиотеке, если, конечно, тут есть библиотека. На всякий случай он спросил: – Тут есть библиотека? – Да, – сказал Лебедев. – При клубе. Он встал и отряхнул крошки с коленей. – Ладно, – сказал он. – Буду собираться. Лебедев поднял на него глаза, голубые и прозрачные, как часто бывает у стариков. – И куда же вы направляетесь? – спросил Лебедев. Он пожал плечами: – В Малую Глушу. До нее, кстати, далеко? – Лесом, – сказал Лебедев. – Выйдете из села, там, за холмом, через речку, и в лес. Там просека. Но лучше не надо. – Что – не надо? – Ходить в Малую Глушу. Приемник на шкафчике с посудой захрипел и отчетливо вывел: Не надо печалиться-аа,
Вся жизнь впереди,
Вся жизнь впереди,
Надейся и жди!
Он спросил: – Я чего-то не понимаю? – Вы не понимаете ничего, – сказал Лебедев и замолчал. Он сказал: – Ладно. Спасибо. Я все-таки пойду собираться. Лебедев пожал плечами. Он сошел с крыльца; ночные цветы закрылись и повисли серыми комочками, открылись дневные, яркие, разноцветные. Совсем рядом с дорожкой росли кустики чернобривцев. Над цветком висела бабочка, тоже коричневая с желтым, – быть может, та, что пила из лужи на дороге. Он уложил рюкзак, подумал и, с рюкзаком за спиной, вновь поднялся на веранду. Лебедев сидел за столом и читал вчерашнюю газету. – А где сельпо? – спросил он. – Внизу, – сказал Лебедев. – У моста. По правую руку. Хотите, возьмите у меня. – Что? – Хлеб, конечно. И сало. Хлеб могли еще не привезти. Они возят из Бугров. А сала там вообще не продают. – А что продают? – Печенье «Октябрьское». Частика в томате. Перловку. Обижать Лебедева не хотелось, и он сказал: – Спасибо, я возьму пару бутербродов. Он отрезал два куска хлеба и переложил их ломтями сала. – И огурцов соленых возьмите, – сказал Лебедев. – Анна Васильевна делала. Я сейчас. Он зашел в дом и вернулся, держа в руках алюминиевую кастрюлю, где плавали крепкие пупырчатые огурцы. – Все по правилам, с вишневым листом, с чесночком, укропом. – Спасибо, – сказал он. – Надо в кулек, – сказал Лебедев, – в кулек пластиковый. Он выдвинул ящик в шкафчике – приемник снова вздрогнул и захрипел – и вытащил оттуда мятый целлофановый пакет: – Вот. Пакет был грязноватый, но он все равно сложил туда огурцы, а хлеб с салом завернул в газету, которую только что прочел Лебедев. |