Книга Успех или борода, страница 80 – Пенни Рид

– Обожаю этот рот, – сказала она с заспанной улыбкой, глядя на мои губы. Поставив большой палец мне на подбородок, Сиенна продолжала: – И бороду эту люблю. – Она поцеловала меня в подбородок. – И этот нос люблю. – Мне достался поцелуй в нос. – И шею эту люблю, – она начала целовать меня в шею, прижимаясь ко мне всем телом словно бы нечаянно.

Я нарочно смотрел вперед, но не скрывал довольной улыбки. Краем глаза я видел, как Хэнк с отвисшей челюстью уставился на нас.

– Кофе еще есть. – Я отвел густые каштановые волосы с ее лица и приподнял подбородок, чтобы сорвать еще поцелуй. – Или можем взять эти пончики и снова пойти в кровать.

– Какой же ты умный! Самый умный мужчина в мире! – Она игриво пихнула меня в плечо. – Когда будем в Лос-Анджелесе, каждое воскресенье станем проводить именно так. Я на этом настаиваю.

Хэнк закашлялся, похоже, поперхнувшись своим кофе.

Сиенна резко повернула голову, глаза у нее расширились, губы приоткрылись от удивления, и она выдохнула:

– Хэнк! Черт. Господи… Прости, я тебя не заметила. – Она прижалась ко мне теснее, немного развернув меня, чтобы спрятаться за моей спиной.

– Нет-нет, это ты меня прости, я… Мне нужно было сперва позвонить, – оправдывался Хэнк, косясь на меня. В его взгляде роились самые разнообразные домыслы и читалось даже некое благоговение. – Я бы позвонил, но я прочищал стоки в душевой стрип-клуба, и ты нипочем не догадаешься, какую отвратительную гадость я там нашел…

Сиенна устало вздохнула и терпеливо улыбнулась, потянув меня за ткань футболки к лестнице.

– Я устала от игр, Хэнк. Даже от этой. У тебя что-нибудь еще? Оплата за месяц поступила? За дом?

Хэнк кивнул, стоя с обалдевшим видом и даже слегка покачиваясь.

– Э-э, да, на прошлой неделе все пришло.

– Ну и отлично, – сказала Сиенна и обратилась ко мне: – Бери пончики, я жду тебя наверху.

Она быстро поцеловала меня и лукаво улыбнулась, слегка опустив ресницы; в ее глазах полыхала страсть и обещание. Затем она упорхнула из кухни. Последнее, что я заметил, была ее удаляющаяся замечательная круглая попка, обрисованная тонким черным шелком.

Я выдохнул – негромко, но ничего не мог с собой поделать, – потому что от этой женщины захватывало дух.

В кухне повисло тяжелое молчание. Я досчитал до десяти и перевел взгляд на Хэнка.

– Вот это да, – он покачал головой, глядя на меня с нескрываемым удивлением. – Джетро Уитмен Уинстон, я впечатлен.

– Не знаю, о чем ты говоришь, Хэнк Герман Уэллер, – ответил я, и нахальства в моей улыбке было не меньше, чем удовольствия.

– Нет, я правда потрясен. Никогда не думал, что увижу Сиенну…

– Какой?

– Мне казалось, она так и останется одна, ни с кем не сойдется.

– Даже с тобой? – спросил я, потому что не мог не задать этот вопрос. Хэнк действительно выглядел потрясенным, но если он ревновал, то превосходно это скрывал.

Он постоял с задумчивым видом и ответил:

– Если честно, то даже со мной. Мы слишком разные. И в колледже так было, и сейчас то же самое. – Его взгляд вновь обрел четкость и впился в меня: – Не пойми неправильно, я бы с тобой поменялся местами не задумываясь. Дураком нужно быть, чтобы не поменяться, – ухмыльнулся Хэнк. – Но если она готова расстаться со своей свободой и остепениться, я только счастлив, что она выбрала тебя. Вы оба хорошие люди и достойны друг друга.

– Спасибо, – удивился я, порадовавшись, что не придется иметь дело с ревностью и портить дружбу.

Хэнк – мой деловой партнер и старый приятель, и мне бы очень не хотелось терять его ни в первом, ни во втором качестве.

Я, не скрывая, рассматривал Хэнка Уэллера и счел нужным прибавить:

– Но я должен тебя поправить: Сиенна не рассталась со своей свободой и я тоже. Когда встречаешь своего человека, все происходит иначе.

– То есть она как «Ред Булл», окрыляет? – подколол меня Хэнк.

Я покачал головой:

– Скорее она как солнце: с ней каждая новая минута лучше прежней.

Улыбка Хэнка исчезла, сменившись скепсисом с долей замешательства.

Я засмеялся.

– Не парься, однажды и ты поймешь. – Я взял со стола коробку и двинулся к лестнице вслед за моей женщиной. – А теперь ты уж меня извини, не могу забыть о пончиках.

Потерянное всегда кажется милее.

Ф. Скотт Фицджеральд, «Прекрасные и обреченные»

~ Сиенна ~

На восьмое свидание Джетро повез меня в «Ореховый домик» Дейзи.

Нас встретила табличка, извещавшая, что кафе закрыто на частную вечеринку: Джетро выкупил для меня весь ресторан! Присутствовали только Джетро, Дейзи и я. Ужин при свечах состоял из двух гамбургеров, жареной картошки, острого соуса и молочных коктейлей.

Джетро предложил столик у дальней стены, но я потребовала место у стойки – я уже и не помнила, когда в последний раз мне доводилось посидеть у стойки в кафе! Сидеть на виду у целого зала (пусть и пустого) казалось мне удивительно дерзким, будто я нарочно выставляла себя напоказ, причем без последствий. На память пришло выражение «грандиозное раскрепощение».

Сидя рядом на высоком стуле, Джетро наблюдал за мной с лукаво-насмешливой миной, пока я добавляла сирачи ^[25] в свой бургер со швейцарским сыром и грибами.

– Что? – спросила я, наливая сирачу через дырочку на булке в виде смайлика.

– Ничего, – покачал он головой, все еще улыбаясь и глядя на меня так, что сердце и желудок начинали выписывать кульбиты.

– Нет, скажи. В чем дело?

Он поколебался полсекунды и сказал:

– Просто любуюсь, как ты ешь острый соус. Значит, ты умеешь удержать сюрпризы во рту.

Я прищурилась. Наверное, Джетро счел это остроумным, шокирующим и сексапильным. Он не ошибся: слова действительно звучали остроумно, шокирующе и сексапильно, но только из его уст. Обычно флирт Джетро был легким и дразнящим, но уважительным – он очень редко позволял себе сальности, разве что в самые интимные моменты. Поэтому мне даже понравился такой откровенный флирт. В нем было нечто особенное, словно Джетро приберегал его только для меня.

Ах, этот Джетро и его многочисленные слои, один из которых явно думал о том, чтобы подстроить мне сюрпризы… прямо в рот.

Я подождала, пока он откусил от своего гамбургера, и невинно спросила:

– А ты вафли любишь?

Джетро закашлялся, глаза полезли из орбит, и он прикрыл рот салфеткой. Его душили кетчуп и смех. Подождав, я продолжала: