Онлайн книга «Души. Сказ 2»
|
– Что? Я увидел в импульсивной и опасной – вновь! – младшую сестру –раскаявшуюся, уличённую во лжи или обнажении тайны. Мне были известны подобия отношений между ней и прислугой: я наблюдал не только за семьёй и совпадением пропажи обоих в саду не назвал бы. Предположил. Угадал. – Повтори, – бросила сестра, словно могла ослышаться. – Если я не комментирую твои похождения в сад с этим оборванцем, не значит, что я о них не знаю. – Пошёл ты, Гелиос. Так быстро взорвалась и даже не попыталась слукавить. – Твой выбор, Джуна, – сказал я. – Тебе с ним жить и тебе о нём рассказывать. Не мне. Одобряю ли я твои отношения? Конечно, нет. Нет, ибо ты, Джуна, из сильнейшего клана, а ноги раздвигаешь перед безродным. – Закрой рот, – просила сестра, а глаза её наливались слезами. – Поддерживаю ли я твои отношения? Конечно, нет. Нет, ибо он останется в статусе слуги и при малейшем неповиновении покинет дом Солнца, несмотря на повышенное тепло одного из членов семьи. – Ты не посмеешь. – Буду ли я намеренно губить твои отношения и прогонять героя бесед? Конечно, нет. Нет, ибо не имею оснований, а назло крови поступать не стану. – Ты чудовище. Спокойное, удушающее пассивной агрессией чудовище. – Вижу ли я будущее таких отношений? Конечно, нет. Нет, ибо это тупик и очевидный, но я не стану отгораживать тебя или убеждать в окончании, ведь отношения эти приносят мир и покой твоей душе и оттеняют сорвавшиеся ранее браки. Поступай, как велит твоё сердце. Можешь делать вид, что его нет, но о наличии мне известно. Теперь коктейль? И я повторно протянул отпитый стакан. Сестра вспыхнула и ударила по рукам – напиток брызнул на кресло, а стекло рассыпалось по траве. На шум обернулся Хозяин Монастыря. – Ненавижу тебя! – крикнула Джуна и ладонью ударила в грудь. – Тише, – велел я. – Ненавижу! – Слишком много глаз обращены к диалогу двоих. Будь спокойней. – Плевать! Знаешь, в чём проблема? Ты пытаешься поступать правильно и оттого совершаешь ещё больше ошибок. – Ошибки это или нет мы узнаем со временем. – Время заберёт всех нас и только ты, как мне кажется, будешь вечно сидеть в этом поганом кресле и рассуждать о семье. – Угомонись. – Ненавижу! Младшая сестра вырвалась из дома, сбежала по крыльцу и прыгнула в объятия Хозяина Монастыря. Вот оно. Пускай же укалывается, пускай он разобьёт ей сердце – всё возможно; но сейчас она улыбается как не улыбалась во время болезней, а потому я всеми силами буду оттягивать момент горечи и потому позволю ей стыть в блаженстве. – Успокойся, Джуна, – сказал я. – Вспомни про язык. Обрати внимание – у нас гости. – У нас проблемы! Проблемы! И сестра пошла в дом, одарив меня непокорным, разрезающим нутро и выволакивающим внутренности взглядом. Я пошёл следом. Улыбнулся воркующим и похлопал Яна по плечу, отправил отдыхать и напомнил: сегодня Стелла должна вернуться домой. – Спасибо, Гелиос, – улыбнулась сама Стелла и вновь вжалась в Хозяина Монастыря. Джуна ходила по отцовскому кабинету и причитала о моём безрассудстве, приправленном фиктивно зрелыми решениями. Раскалённые бёдра танцевали меж стеллажей: книг и бутылей. Шёлковое платье обрамляло сочное тело: прибывающие повитухи убеждали в блаженной детородности и в способности вскормить не одно дитя, утверждали здоровье и красоту. То правда. Джуна не выглядела худой, но и излишеств в ней не было – стройная, но фигуристая. Мясистая. Это отличало её от худощавых тел клана Солнца. Где можно было взяться – там возьмёшься; а потому партия её была популярна. Вот только непопулярен характер скалящейся гиены. Джуна поймала мой взгляд и, яростно взмахнув руками, спросила: – А если он прибудет в Дом Солнца и попросит увести Стеллу с собой? Если он потребует жену? Отдашь её? Отпустишь? – Отпущу. – Ты же любишь её! – ещё громче вспылила сестра. – Потому отпущу. Чтобы не нарушать её счастье и её желание во благо своего эгоистичного начала (а эгоизма у нас полно по отношению ко всем, кто находится за пределами резиденции). – Да иди ты, высокоморальный урод. – Я надеюсь, тебе раз за разом становится легче от этих слов. – Такой ты вечно правильный, Гелиос. Лучше бы ты был тварью, чтобы иные страдали обоснованно. Она – вдруг – заревела и рухнула к дивану. Тонкие бретели сползли на руки, тело сползло по натёртой кремом коже. Я приземлился подле и поправил горчичные волосы. Джуна была единственной русой в клане Солнца. – Ненавижу, – причитала девушка. – Думаешь, страдалец ты – первый и старший ребёнок, на ком вся ответственность за других братьев и сестёр, кто должен вечно и во всём показывать пример…и ни разу ты не спросил о самочувствии меня. Беспокоишься об имени, о чести, о достоинстве, о будущем, о здоровье…обо всём на свете кроме души. – Что ты хочешь этим сказать? – ласково спросил я и приступил заплетать ей косу. Горчичные волосы тремя переплетающимися прядями ползли по позвоночнику. Джуна говорила: – Ты первый ребёнок, ты старший – и роль твоя в резиденции Солнца понятна. Стелла, младшая из дочерей, и Феб, младший из братьев, а потому попечительство над ними очевидно, очевидна и свобода, выдаваемая в большем количестве. Им можно ошибаться, можно глупить – младшим то дозволено. Двойняшки есть двойняшки: они принадлежат друг другу и о социальной принадлежности не беспокоятся. Тогда почему я нахожусь в каком-то плавающем, подвешенном состоянии? Кто я? Кто я в доме Солнца? Каковая моя роль в клане? Я склонился и поцеловал рыдающую сестру в висок. – Прекрати это делать, ведь я ненавижу тебя, – усмехнулась она и пустила ещё больше слёз. – Как пример, Гелиос, ты отвратителен. Нет в тебе морали и достоинства, только эстетика и честь. Ты отвратителен, но отчего-то все к тебе прислушиваются и все тебя слушаются. – Веку потребно соответствовать, – улыбнулся я. – Иди ты в сотый раз. Поцеловал её вновь. – Всё ещё хочешь отрезать мне язык? – Уже меньше. – Потрясающе. В кабинет зашёл отец: оглядел нас, сощурился и ушёл. Родители никогда не вмешивались в наши разговоры; особенно, если у кого-либо из детей присутствовала соль на щеках. – Тебе налить? – спросил я и хотел подняться. – Сиди и гладь мои волосы, – требовала Джуна. – Нальёт он…что нальёшь? отцовский парфюм? – Если пожелаешь. – Иди ты. Сестра нащупала переплетающиеся пряди. |