Онлайн книга «Сад мертвых бабочек»
|
– А ночевать есть где? – спросил вполне себе по-человечески главгопник. Кто-то из его шайки хрюкнул, но предлагать ночевать у себя не стал – получать тычок ой как не хотелось. – Есть! – ответила Анжела. – И спасибо вам, ребята. Вы и правда хорошие! И как мне с вами связаться? Главгопник, которому, наверное, никто никогда не говорил, что он хороший, ответил: – А мы тут по вечерам тусуемся, это наше место. Сюда и приходи… Заметив возникших во дворе милиционеров, которые то ли ее искали, то ли потенциальных свидетелей, Анжела ретировалась через выход на другую улицу. Она обошла все остановки, заглянула на железнодорожный вокзал – может, Никитка туда подался? Но нет, никто темненького мальчика там не видел. Как в воду канул. И Анжела вспомнила купание на реке с Валькой. До дома Вальки она бежала – и даже на это потребовалось около часа. Уже давно была ночь, когда она, ворвавшись в подъезд, из последних сил поднялась на второй этаж и стала беспрерывно звонить в дверь. Та распахнулась, хотя и не сразу: на пороге стоял отец Вальки – в семейных трусах и с топором в руках. Из-за его спины выглядывал сам Валька. – Папа, как ты видишь, это ко мне! Отец Вальки, с оглушительным грохотом швырнув топор в угол, заявил: – Ну, дети! Что с вами переходный возраст творит! Проходи, Анжела! Помогло, что у родителей Вальки она была на хорошем счету, уж сама не зная отчего. – Мне надо… мне надо с тобой поговорить! – заявила Анжела. Валька, дождавшись, пока отец скроется в спальне, откуда выглядывала, запахивая на груди пестрый халат, обеспокоенная мама, вдруг поцеловал Анжелу. Долго, сочно и в губы. – Извини, можешь мне пощечину закатить, но захотелось. Только топор не бери. Папа его еле в кладовке отыскал… В семье Вальки в кладовке хранился топор, а в ее семье – сумки с непосильным трудом нажитыми сокровищами. Хотя в какой семье: мама умерла, вернее, убита. А Никитка исчез. Семьи у нее никакой более и не было. – Пойдем, пойдем… – сказал Валька, взял ее за руку и отвел в свою комнату, в которой она уже бывала много раз. Около дивана, на котором он спал, солидными стопками высились полученные от Демидыча книги. – На тебе лица нет. Ты что, пешком шла? – ужаснулся Валька, а Анжела, опускаясь на диван, подтвердила: – Бежала. Поперхнувшись, Валька исчез, пообещав приготовить ей чаю. Лишь бы не такого, как в милицейском «уазике». Сцепив руки и не опираясь спиной на диван, Анжела ждала его. Письмо Валька еще не прочитал, было «всего лишь» тринадцать минут второго. Надо бы отыскать это послание и уничтожить его. И, повернув голову, она вдруг заметила свое письмо на вершине одной из книжных «вавилонских башен». Распечатанное и с разворошенными страницами. Вернулся Валька с большим бокалом ароматного чая в одной руке и корзиночкой с пряниками в другой. Ногой прикрыв дверь, он сказал: – Родаки все еще не заснули, ну ничего, нам мешать не будут. Я их выдрессировал. О подобных скрытых талантах Вальки Анжела не подозревала. Вручив бокал Анжеле, корзиночку с пряниками Валька поставил на одну из книжных стопок. Рядом со стопкой, увенчанной ее письмом. – Прочел? – спросила Анжела. Валька кивнул: – Прочел. И не сказал ничего более, взяв пряник и начав меланхолично его поглощать. Анжела хлебнула чаю – слишком горячий. – Ты… ты из-за меня осталась? Не уехала из-за меня? – спросил он внезапно, а Анжела поняла, как должно было выглядеть ее полуночное появление у него на квартире. Она одумалась и принеслась, дабы… Дабы в начале второго ночи пить отличный чай и жевать пряники. Впрочем, она только чай пила – пряники жевал пока что только Валька. – Из-за мамы, – сказал она, снова отпивая чая. – И из-за Никитки. – И добавила: – Нас ограбили, забрав все… все, что мы взяли тогда у Артура… Об Артуре он ведь знал из ее послания «Татьяна Онегину». – Маму убили. А Никитка исчез – бесследно. Ночь она провела на диване Вальки, тот перебрался в зал. Когда утром Анжела вышла на кухню, то родители Вальки, которых сын уже ввел в курс дела, собирались на работу. Они наперебой стали уверять ее, что помогут всем, чем могут, и что их дом – это ее дом. От этого было только хуже. Выпроводив родаков наконец восвояси, Валька уселся на табуретку около Анжелы, пившей чай и проигнорировавшей сырники. – Это мама для тебя пекла специально, ты же любишь… Ее мама тоже пекла. Теперь не будет. – Спасибо, но мне только чай. Валька обеспокоенно заявил: – Тебе нужно поесть, ты такая изможденная! Не можешь же ты только чаем питаться? Анжела пожала плечами – ничего, кроме чая, ей в самом деле не хотелось. – Почему? Могу. Тебе наверняка известен какой-нибудь бельгиец или финн, питавшийся шестнадцать лет только чаем. Ну или что-то подобное. Грустно улыбнувшись, Валька вздохнул. – Я тебе вчера не сказал, но мне очень… Мне очень, ужасно и чертовски жаль. Очень-очень-очень… Все же решившись взять сырник, Анжела поправила: – Сегодня. – Что? – Я говорю, что это было уже сегодня – я пришла к тебе в начале второго. Валька согласно кивнул и заметил: – Во-первых, тебе надо снова объявиться в милиции, иначе они решат, что у вас вся семья пропала. Анжела спокойно заметила: – Мама не пропала, а была убита. Хорошо, ты прав. А во‑вторых? Валька несколько смешался. – Во-вторых, нам нельзя рассчитывать на то, что они найдут… тех, кто во всем виноват. Мы должны сами действовать! Анжела, посмотрев на Вальку, вдруг осознала, как сильно его любит. – Да, мы и будем действовать сами, – сказала она. – И обязательно найдем тех, кто маму убил. И Никитку отыщем – живого и невредимого! Но все это были слова, потому что Анжела понимала: произошедшего уже не изменить. Она и не надеялась изменить, всего лишь хотела не допустить еще худшего. |