Книга Пристанище ведьм, страница 26 – Саша Пейтон Смит

Она указала мне на то же низкое кресло, в котором я сидела в прошлый раз.

Утопая в потертом бархате, я плотнее закуталась в накидку, словно ища в ней защиты. Я боялась услышать о матери то, чего мне, быть может, и не хотелось. У меня першило в горле и жгло глаза от мысли о том, что я знала ее совсем другой – не той, кем она была на самом деле. Готова ли я нести бремя ее секретов?

Миссис Выкоцки захлопнула книгу и принялась рассказывать историю, которой явно давно жаждала поделиться:

– Ваша мать попала к нам в 1878 году, после смерти своей младшей сестры.

Я и не знала, что у мамы была сестра. Сердце болезненно сжалось. По меньшей мере два поколения девушек из семьи Хеллоуэл потеряли своих близких. Теперь я лучше понимала, что означал печальный взгляд матери и почему она ушла в себя после смерти Уильяма. На ее долю выпало слишком много страданий.

– Кажется, ее сестра погибла от холеры, – продолжала миссис Выкоцки, – хотя в последнее время память сильно меня подводит. Семья вашей матери не на шутку встревожилась, когда внезапно обнаружила, что в доме треснули все стекла. Та вспышка магии дорого им обошлась. А вскоре к ним на порог заявились мы.

– Моя мама была ведьмой, – медленно проговорила я.

– Полагаю, все еще ею и является, – поправила меня миссис Выкоцки. – Магия не угасает с возрастом, однако без должной практики ведьма рискует потерять над ней контроль. Впрочем, я не могу знать состояния вашей матери. Мы не видели ее уже много лет, – добавила директриса, небрежно махнув рукой.

– Много лет? Почему? – воскликнула я.

Слезы подкатывали к глазам. Возможно, потому, что передо мной вновь разрывалась ткань реальности. Или потому, что все мои мысли о матери отравляло глубокое чувство стыда. Стыда за то, как я сердилась на нее за слабое здоровье и недостаток заботы.

– О, это был настоящий скандал, – доверительно сообщила миссис Выкоцки.

Внутри у меня все перевернулось. Сплетничать о собственной матери совершенно не хотелось.

– Она была выдающейся ученицей. Одной из самых талантливых ведьм, что мы встречали. Могла бы войти в преподавательский состав, как того и хотела. Если бы не познакомилась с неким молодым человеком и не сбежала под покровом ночи. Больше мы ее не видели.

Директриса говорила будничным тоном, но я подозревала, что мамин побег сильно ее задел. Было видно, что она ждала от меня расспросов, но эту часть истории я уже знала.

Я была еще младенцем, когда папа бросил нас навсегда. Он много лет то возникал в нашей жизни, то снова пропадал. Ушел после рождения Уильяма, вернулся год спустя, и тогда мама забеременела мной. А месяцев через девять-десять папа сказал, что пойдет искать работу на омароловном судне. И больше не возвращался. Мы с Уильямом совсем его не помнили, но мама говорила о нем с таким обожанием, словно по-прежнему любила, несмотря ни на что. По ее словам, он был высоким и красивым и они познакомились на балу в пансионе далеко отсюда. Бабушка не хотела, чтобы ее дочь бросила школу ради замужества. Поэтому мама сбежала. Из-за папы мы жили в бедности, но она все равно увлеченно рассказывала, как они гуляли по пляжу в Куинсе, какие чудесные он писал ей письма, полные сонетов и признаний в любви, и как через переписку они запланировали побег. Видимо, только это мой папа и умел. А в следующий раз сбежал уже без нее.

Я вспоминала о том, как плохо мама спала, как тяжело ей было удержаться на работе, какой хрупкой казалась ее связь с реальностью. Все это складывалось в новую картину на основе одного простого факта: она была ведьмой.

Миссис Выкоцки поерзала в кресле.

– Ваша мать не успела завершить обучение, и такое иногда случается, хотя мы всеми силами стараемся этого избегать. Ведь обычно исход довольно… неприятный.

– Неприятный? – переспросила я.

– Что ж, не будем о тех несчастных, кто лишился жизни. Тем, кто сошел с ума, еще, можно сказать, повезло.

Директриса жестикулировала так, словно говорила о чем-то забавном.

– Ваша мать замкнулась в себе, не так ли?

Слезы обожгли мне глаза. Я не нашла в себе сил произнести ни слова и просто кивнула.

– Такое бывает. Магии надо за что-то ухватиться. Она начинает пожирать ведьму изнутри, если та держит ее в себе. Очень жаль, – холодно добавила миссис Выкоцки. – Стоит помнить о том, что сами по себе ведьмы долго не выживают в этом жестоком мире. Либо их настигает зло, либо собственное сознание.

– Почему вы им не помогаете? – сердито спросила я, сжимая подлокотники.

– Рано или поздно каждый из нас постигает один важный жизненный урок: нельзя помочь тому, кто этого не желает. Можно лишь попытаться минимизировать урон для окружающих.

– С чего вы взяли, что мама не хотела вашей помощи? – процедила я сквозь зубы. – Вы ее спрашивали?

Все это время я думала, что маме пришлось меня покинуть из-за болезни и слабого рассудка, но если во всем виновата магия, разве академия не могла этого предотвратить?

Могла. Должна была. Однако предпочла бездействие. Миссис Выкоцки предпочла бездействие.

– Я хорошо знала вашу мать. Она очень упряма.

– Тогда ей было всего восемнадцать! Вы понятия не имеете, какой она стала!

Миссис Выкоцки никак не отреагировала на мой повышенный тон.

– Людям не свойственно меняться, – спокойно произнесла она и поджала губы.

– И поэтому вы даже не пытались ей помочь, – подытожила я.

Дыхание выходило тяжелыми рывками. Горло сдавило, словно в него опять вцепился мистер Хьюс. Во мне нарастала ярость.

– Разве она не заслуживала вашей поддержки?

Злость начала выливаться за пределы моей сущности, обжигая мышцы болью. Хрупкие склянки на полках внезапно треснули и разлетелись на мелкие осколки. Темную комнату наполнила смесь запахов отбеливателя и мяты.

Желудок у меня сжался. Я отчаянно пыталась удержать силу в себе, не позволить ей хлынуть наружу. Руки сами собой сжались в кулаки, и ногти впились в ладони. Я стиснула челюсти и зажмурилась. Попыталась сосредоточиться на дыхании, как нас учила миссис Ли. Вдох. Выдох. Старайся не думать о том, как сильно тебе хочется стереть эту самодовольную ухмылку с лица директрисы. Вдох. Выдох.

А когда открыла глаза, миссис Выкоцки сидела за письменным столом, сцепив руки, и невыразительно на меня смотрела.

На смену ярости начал приходить страх. Магия сломала жизнь моей матери, магия сделала меня убийцей. Я попыталась успокоиться. Пульс постепенно замедлился, и волна силы медленно пошла на убыль, вновь концентрируясь в груди. Мне вспомнились слова Уильяма. «Тише, сестренка». Я выпрямила спину и расслабила челюсти.

– А теперь можно ей помочь?

Голос у меня звучал тихо и слабо, как у ребенка.