Книга Лекарь Империи 4, страница 69 – Сергей Карелин, Александр Лиманский

Я слушал внимательно. Это было оно. Объяснение, которое я так долго искал. Это объясняло существование Фырка. Он был духом Муромской больницы.

— Наш долг — помогать целителям. Мы буквально не можем НЕ помогать, — Шипа легко приземлилась на полированный журнальный столик, не издав ни звука. — Это заложено в самую нашу природу. Но есть одно «но» — мы можем выбирать, кому помогать. Создавать связь. Или не выбирать никого.

— И ты выбрала второй вариант?

— Именно! — она довольно мурлыкнула, и звук этот прозвучал не в воздухе, а прямо у меня в голове. — Уже почти двести лет я свободна как ветер. Никаких обязательств, никакой ответственности. Красота!

— Но почему? Разве помогать — не твое главное предназначение?

Ее изумрудные глаза на мгновение сверкнули холодным огнем.

— Не твое дело, двуногий. У меня свои причины.

Я не стал настаивать. За ее резкостью явно скрывалась какая-то старая боль, и лезть туда было бы верхом глупости.

— Но ты меня заинтересовал, — продолжила она уже более спокойным тоном. — Живой человек, который меня видит! За все эти годы — впервые! Думаю, это из-за твоего бурундука. Связь с одним духом открывает и обостряет восприятие к другим.

— Логично. И что теперь?

— А теперь мне скучно, — Шипа грациозно потянулась, выгибая свою призрачную спину. — Поэтому я буду ходить за тобой хвостом. Посмотрю, что ты за фрукт такой. Но сразу предупреждаю, привязываться не собираюсь — это всегда заканчивается болью расставания. Люди смертны, а мы вечны.

В ее бархатном голосе на последней фразе промелькнула отчетливая, едва уловимая тень старой, глубоко спрятанной печали.

— Кстати, ты умеешь сканировать пациентов изнутри? Как Фырк?

— Ты же не мой хозяин, двуногий, — фыркнула она, и ее аристократическая надменность тут же вернулась. — Какая разница, что я умею?

— Почему все фамильяры такие вредные? — пробормотал я себе под нос.

— Потому что можем себе это позволить, — самодовольно ответила Шипа, снова устраиваясь у меня на плече.

Я вышел из комнаты отдыха в поисках Харламова — нужно было обсудить послеоперационное ведение барона и заполнить необходимые протоколы.

Владимирская больница, со своими бесконечными, гулкими переходами и одинаковыми дверьми, оказалась настоящим лабиринтом.

— Направо, — подсказала Шипа, бесшумно летящая рядом. — Я чувствую его противную, самодовольную ауру.

Свернув за угол, я увидел их — магистр Харламов и молодой человек лет тридцати стояли у огромного панорамного окна в конце коридора. Расстояние было приличным, слов не разобрать, но язык тела говорил сам за себя.

Молодой человек был бледен как полотно. Его руки мелко дрожали, он то и дело проводил ладонью по лицу. Харламов что-то говорил ему, отрывисто жестикулируя, и по его позе было ясно, что это не дружеская беседа, а строгий выговор.

— Это Альберт, сын барона, — прошептала Шипа у меня в голове. — Милый мальчик, но совершенно слабохарактерный.

— Я в курсе, сталкивались, — кивнул я.

Внезапно все встало на свои места. Приступ барона, его срочная, экстренная госпитализация… Альберт. Он что-то сделал — или, наоборот, не сделал — что и спровоцировало этот смертельный криз.

В этот момент Альберт поднял голову, и наши взгляды встретились через весь коридор.