Книга Лекарь Империи 4, страница 70 – Сергей Карелин, Александр Лиманский

В его глазах я прочитал целую гамму эмоций — страх, всепоглощающее чувство вины и… отчаянную благодарность. Он едва заметно, почти судорожно, кивнул мне.

Я понял — он благодарил не только за спасение отца, но и за то, что я избавил его от последствий его собственной ошибки.

Спокойно кивнул в ответ. Мы поняли друг друга без слов. Думаю, конфликт с ним был улажен, а он навсегда запомнит этот урок.

Харламов проследил за взглядом Альберта и увидел меня. Его лицо мгновенно сменило выражение с раздраженно-отеческого на официальное и непроницаемое.

— Разумовский! Вы что-то хотели? — подошел он ко мне.

— Обсудить послеоперационное ведение и заполнить документы, — ответил я, подходя ближе.

— Идите отдыхайте! — он замахал руками с преувеличенной заботой. — Мы все сделаем сами! Вы и так достаточно потрудились!

— Нет, я заполню все лично, — твердо сказал я. — Это моя операция, моя ответственность.

Доверять заполнение протокола Харламову было бы верхом наивности.

Во-первых, он был моим ассистентом, и этот факт, унизительный для Магистра, он наверняка постарается максимально размыть и завуалировать в официальных бумагах.

А во-вторых, после такого провала его авторитета, я не сомневался, что в отчете он попытается приписать себе часть заслуг, а все риски и нестандартные решения списать на мое «рискованное везение», а не на точный расчет.

Нет уж. Протокол — это официальный документ, и в нем будет зафиксирована только правда, от первого до последнего слова. И напишу ее я сам.

Харламов устало пожал плечами, понимая, что спорить бесполезно. Новая иерархия была установлена.

— Ну как хотите. Документы в ординаторской, третий кабинет слева.

* * *

Кристина замерла, и сердце, казалось, перестало биться, ухнув куда-то в ледяную пустоту.

Поймана.

С поличным.

С телефоном в одной руке и неопровержимой уликой в другой.

Но через секунду, когда волна первобытного ужаса схлынула, она поняла — дядя был пьян. Не просто выпивший, а пьян в стельку. Он покачивался, держась за дверной косяк, и мучительно щурился, явно пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.

— Кристиночка? — пробормотал он, его язык едва ворочался. — А ты… ты чего тут делаешь, ик… в такое время?

— Дядя Федор, я просто… документы твои искала, — быстро, стараясь, чтобы голос не дрожал, соврала она, захлопывая тетрадь и пряча ее за спину. — Ты же сам просил найти старые квитанции за свет. Помнишь?

— А? Квитанции? — он бессмысленно махнул рукой, отчего его качнуло, и он едва не упал, удержавшись в последний момент. — Да ну их к лешему… Где Гришка?

Из глубины коридора донеслись характерные звуки — Сычев, судя по всему, вел неравный бой с фаянсовым другом в ванной.

— Пойдем, дядя Федор, я тебя уложу, — Кристина, собрав всю свою волю в кулак, подхватила тяжелого Волкова под руку.

— Хорошая ты… хорошая девочка… — бормотал он, полностью отдаваясь на ее волю и позволяя вести себя в спальню. — Вся в мать пошла… Умница…

Она уложила его на кровать, с трудом стянула с него ботинки. Волков мгновенно, с оглушительным всхрапом, провалился в тяжелое, пьяное забытье.

Потом пришлось возиться с Сычевым. Тот сидел на холодном кафельном полу в ванной, прислонившись к стене, бледный, несчастный и покрытый липкой испариной.