Книга Картина Черного человека, страница 129 – Наталья Александрова

Редкие волосы кое-как разложены по лысине, под глазами темные мешки…

Романецкий огляделся по сторонам с выражением смутного беспокойства, словно ему чего-то не хватало. Наконец он нашел взглядом журналистов, сразу успокоился и придал своему лицу умный и сосредоточенный вид, подходящий для официальной фотографии.

Фотографы сделали пару снимков.

К Романецкому устремился заведующий клуба, почтительно его приветствовал и повел по выставке, что-то вещая.

То и дело до меня доносились слова «Старый Петербург», «Творческое наследие», «Сохранение культурного достояния» и прочее в таком же духе.

Разумеется, первым делом Романецкого повели к главной картине.

У меня мелькнула было мысль предупредить его или как-то помешать, не дать подойти к роковой картине.

Я уже пошла наперерез Романецкому, чтобы остановить его…

Но на моем пути возник какой-то мрачный плечистый дядька и проговорил с угрозой:

— Девушка, стойте на месте!

Я вернулась и подумала: ну и черт с ним, будь что будет! Стану я еще насчет его здоровья беспокоиться, больно надо!

А заведующий клубом подвел Романецкого к картине и начал что-то о ней говорить, но тот вдруг покраснел, замахал руками и забормотал, как индюк:

— Что… что… что такое? Кто позволил?! Кто ее сюда пустил?!

— Кого? — испуганно переспросил завклубом.

— Ее! — выкрикнул Романецкий, ткнув пальцем в картину, и вдруг грохнулся на пол.

Тут поднялась паника, все разом заговорили, кто-то бросился к Романецкому, кто-то принялся звонить по телефону, фотографы начали снимать.

Тот дядька, который не подпустил меня, теперь стоял возле лежащего на полу начальника и отгонял всех от него.

Романецкий лежал на полу и издавал странные булькающие звуки. Ну, помереть уж, верно, не помрет, но на пенсию раньше времени его точно выпрут. Давно пора. Да еще и инвалидность дадут. Надо будет матери рассказать…

И тут я увидела, что к висящей на стене роковой картине подкрадывается какой-то мужчина.

В первый момент я не узнала его, но, приглядевшись, поняла, что это — Эльдар Чернов, тот самый злодей, который мстил за смерть Карины Фиолетовой. Который меня собирался пытать бормашиной!

Который сумел сбежать из своего подземного логова.

На этот раз Эльдар постарался изменить свою внешность — надел светлый парик, намазал смуглое лицо светлым тональным кремом и даже сбрил свои заметные брови. И надел какой-то пестрый пиджак и узкие джинсы.

Но я узнала его по характерным движениям, по осанке и повадкам.

Пользуясь тем, что все присутствующие отвлеклись на Евгения Романецкого, злодей подкрался к картине, снял ее со стены и скользнул к неприметной двери в глубине зала.

Я бросилась за ним, взглядом ища Глеба.

Эльдар, прижимая к себе картину, выскользнул из зала.

Я юркнула за ним.

Мы оказались в подсобном помещении, где были составлены складные стулья, а вдоль одной из стен стояли какие-то холсты.

В конце этого помещения была еще одна дверь, и Эльдар явно направлялся к ней… Я поняла, что упускаю его.

Но вдруг эта дверь открылась, и оттуда появился высокий человек неопределенного возраста, в черном старомодном костюме, с бледным лицом, на котором выделялся длинный кривой шрам.

— Куда это ты направился? — проговорил этот человек, преградив дорогу Эльдару.