Книга Всевидящее око фараона, страница 99 – Юлия Алейникова

Въезжали в Россию в полупустом вагоне. Кроме них в нем ехали члены советской торговой делегации, трое иностранных специалистов, приглашенных на работу в Советскую Россию, человек семь таких же, как они, эмигрантов, возвращающихся на Родину. Николай Иванович всю дорогу суетился, перезнакомился с попутчиками, особенно его интересовала советская делегация. Он назойливо расспрашивал их о подробностях жизни в России, то и дело прибегал в купе пересказать Анне и Федору услышанное. Супруги из купе выходили редко, знакомиться ни с кем не желали, Анна все время жалась к мужу, Федор угрюмо молчал. Но тестя это обстоятельство нисколько не смущало. На границе он рвался на перрон, упасть на колени и поцеловать землю отчизны. Анечка его еле отговорила.

В Россию они въезжали в середине мая, все цвело, благоухало, бело-розовая дымка цветущих садов, сочная зелень травы вызывали в душе Николая Ивановича небывалый, безудержный восторг. Немного смутили его лишь обезглавленные макушки церквей, но комментировать данное явление он не стал, а только отметил большое количество возделанных полей, а на подъезде к Москве даже работающий в поле трактор.

Выйдя на перрон, Николай Иванович предпринял еще одну попытку упасть на колени и поцеловать землю отчизны, Федор и Анна его снова с трудом удержали, ухватив за руки. Встречал их лично граф Толстой на своем авто, он отвез их в гостиницу, довольно приличную. Туда же, кстати, доставили и их попутчиков.

Время, проведенное в Москве, слилось потом в памяти Федора в какую-то мешанину бумажной суеты, хождений по кабинетам, постных неинтеллигентных лиц советских чиновников, ожидания, толп народа на улице. Все чужое, непривычное.

В итоге их отправили в Ленинград. Тестя определили сотрудником литературного журнала, обещали квартиру и хорошее жалование. Только на подъезде к городу Федор несколько оживился. Припав к вагонному окну, он силился разглядеть в рассветной дымке очертания родного города. Выйдя из Московского вокзала на Знаменскую площадь, долго стоял, вдыхая «дым отечества», щурясь на сияющие в утренней дымке купола Знаменской церкви и ища в душе отголоски радости и умиления. Но вид знакомой с детства площади вызвал лишь горечь в его душе и даже отчасти необъяснимый испуг. Он уже простился со своим детством, смирился со своими потерями, пережил боль утраты, и вот сейчас, стоя на родной с детства мостовой дорогого сердцу города, он испытал лишь саднящую боль в сердце, словно по затянувшейся ране полоснули ножом.

По злой иронии их поселили именно на Николаевской улице, к счастью, в стороне от родного дома, ближе к Невскому проспекту — советы переименовали его в проспект Двадцать Пятого Октября.