Книга Нефритовая лошадь Пржевальского, страница 29 – Людмила Горелик

Вечером пыль осела, ветер стих. Найдется ли завтра колодец – это был вопрос жизни и смерти. Спать никто не ложился: жажда все равно не дала бы уснуть. Когда рассвело, Пржевальский забрался на несколько поставленных друг на друга ящиков с коллекциями и стал осматривать окрестности в бинокль. Потом тщательно сопоставил увиденное с осенними заметками в тетради. Так выбрали путь. К счастью, он оказался верным. Долго, долго тогда стояли у колодца люди и животные… И пили, пили.

Днем жара доходила до сорока пяти градусов в тени, да и ночью ниже двадцати четырех не падала. Песок, раскаленный солнцем, обжигал. Жара обдувала со всех сторон: сверху от солнца, снизу от раскаленной почвы. Знойный ветер усиливал жар с боков. Грязного цвета небо не могло предложить ни облачка. Горячий воздух был наполнен песком и солью.

Выходили затемно, часа в четыре. Вставали в два: нужно было приготовить чай, навьючить верблюдов. Уже к шести солнце пекло сильно, песок жег через толстую шкуру яка, из которой была пошита самодельная обувь путешественников.

Все были истерзаны жарой, постоянной жаждой и длительностью нелегкого пути. Переход от одного колодца до другого был мучителен. Везти с собой много воды не представлялось возможным: ослабевшие, больные верблюды под тяжелой ношей и без того едва переставляли ноги. Коллекция шкур, чучел, образцов растений за время экспедиции была собрана огромная. Ящики с экспонатами и снаряжением свисали с боков верблюдов, не помещаясь между горбами. Не легче приходилось собакам. Со свалявшейся шерстью, с высунутыми пересохшими языками, тяжело дыша, они шли этот трудный путь наравне с людьми и верблюдами – до ближайшего колодца. Ох каким далеким он иногда был! Скомканная от сухости в колтуны шерсть плохо защищала собак от солнца, под колтунами образовывались раны, лапы были стерты в кровь и горели от ожогов. Воды во время переходов им давали совсем мало – самим не хватало. Люди тоже терпели лишения наравне с животными. Оборванные, грязные (забыли, когда и мылись), в залатанной звериными шкурами, пропитанной песком и потом одежде, с горящей, будто пламенем объятой от обезвоживания кожей, с высохшим, как пустыня, небом и ссохшимся горлом, они с трудом двигались впереди каравана. Преодолевали головокружение, мечтали о глотке воды, страшились в душе – точен ли путь, найдут ли и в этот раз колодец? Его отсутствие означало смерть.

В один из переходов, когда шли по страшной жаре уже более семи часов, а давно ожидаемого колодца не было, всегда терпеливый Фауст стал тоненько стонать и останавливаться, а потом и вовсе лег на песок и завыл. Воды не имелось ни глотка. До колодца оставалось еще пять верст.

Несчастную собаку положили на покрышку из седельного войлока, Пржевальский взял ее на руки. Собака успокоилась, но нести ее не пришлось – Фауст терял чувства с каждой минутой, наконец он громко взвыл, вздохнул последний раз – и все было кончено. Труп бедного Фауста на той же войлочной покрышке водрузили сверху вьюка одного из верблюдов и двинулись дальше. Монгольская собака Хурдан, волоча по песку длинную свалявшуюся шерсть, брела за верблюдом, который вез тело ее товарища.