Книга Нефритовая лошадь Пржевальского, страница 82 – Людмила Горелик

Но барыня, когда вышли из церкви, ничего про панихиду не спросила. «Может, не обратила внимания», – подумала с облегчением Ксения. Барыню в коляске дожидался муж. Было уже видно, что она ждет ребенка – наверно, и приехала помолиться о благополучных родах. Ксения даже позволила себе пожелать благополучного разрешения. В целом хорошо поговорили, понравились друг другу.

И после этой поездки, после того как панихиду отслужила, Ксении стало полегче, болезнь прошла. Через две недели дошли до дома. Вернулась она загорелой и даже окрепшей. Жители деревни восприняли ее выздоровление как чудо – паломничество к Белозерскому монастырю после этого еще популярнее стало, вера в пользу молитв укрепилась. Летом Ксения и совсем в себя пришла. Заметила, что хозяйство запустила, дети из своей одежды выросли, начала порядок наводить. Жизнь потекла своим чередом.

А еще через полгода, в конце лета, они с Кириллом вдвоем в избе были: она шила что-то подросшей Марфе, а Кирилл печку взялся перекладывать – не нравилась ему тяга в духовке, и он переложить печку по-новому решил. Он ведь мастер был на все руки, во всех домашних делах преуспел. Печки тоже хорошо клал. Подняв голову от шитья, Ксения в окно увидела – идет к ним молодая барыня Плескачевская. Мельниковы знали, что она месяц назад родила мальчика, и теперь по случаю счастливого события некоторым окрестным крестьянам подарки небольшие делает. Поздравили ее, конечно, с рождением младенца, когда вошла. А она сказала, что пришла к Кириллу, потому что наслышана об увлечении его охотой и о дружбе на этой почве с покойным Пржевальским. Ученый путешественник и к ним в дом, в Петровское еще, бывало, езживал, дружил и с отцом ее, и с мужем. Даже подарил на память статуэтку тибетской лошади. А теперь она по случаю рождения сына-первенца делает подарки знакомым крестьянам и решила подарить им эту статуэтку, чтоб она была памятью о друге хозяина – великом путешественнике, теперь, к сожалению, уже покойном.

Кирилл был тронут таким вниманием, благодарил, рассказывал о необыкновенных охотничьих умениях Пржевальского, о его храбрости, ведь и на медведя ходили… Статуэтку хорошо рассмотрели с Ксенией, когда барыня ушла. Камень был на ощупь теплый и светился желто-коричневыми оттенками. А сама лошадь – необычная. Без челки, немного кургузая, а в то же время изящная… У Ксении, когда глядела, руки затряслись, на глаза слезы навернулись, быстрей отложила статуэтку да над шитьем склонилась, чтоб волнение скрыть. А Кирилл долго разглядывал. Сказал, что это камень непростой и, должно быть, недешевый.

– Но продавать не будем, – завершил он. – Пусть хранится как память о Николае Михайловиче. И детям в наследство оставим. Пусть будет им на черный день.

И он даже сделал в печке, которую как раз в эти дни взялся перекладывать, специальный тайник для этой статуэтки. Чтоб в сохранности была. Тайник был уже под полом, в фундаменте печки, однако залезть в него можно было. Ксения, когда никого не было дома, доставала нефритовую лошадь, смотрела на нее. От камня исходило тепло. «Как повидалась…» – думала Ксения.