Книга Золотой камертон Чайковского, страница 78 – Юлия Алейникова

Света. Максим слегка сморщился. Но тут же справился с собой.

– Привет. Ты откуда здесь? Собиралась вроде бы через неделю приехать?

– А я планы поменяла, – пожала плечами Светлана.

Сегодня на ней был пестренький ситцевый сарафан, а волосы убраны в хвост, и от этого она смотрелась еще моложе. Девчонка-школьница.

– На озеро собрался? Давай ко мне зайдем, я тоже купальник возьму.

Отказаться было невозможно. Пришлось идти.

– В субботу в филармонии интересный концерт, у меня есть лишний билет, не хочешь составить мне компанию? – сидя после купания на берегу, спросила Света, глядя на сверкающую россыпью брильянтов водную гладь.

В последнее время Максим стал все явственнее ощущать ее интерес к себе. Точнее, интерес был всегда, но в последнее время Света, устав от бесплодных ожиданий каких-то действий с его стороны, сама перешла в наступление.

– Извини, боюсь, не получится, – потирая смущенно переносицу, ответил Максим. – Я обещал родителям заняться чердаком в выходные. Папа с мамой будут разбирать вещи, а я бегать вниз-вверх со всяким хламом. Отпуск скоро заканчивается. Надо все прибрать до отъезда.

По Светиному застывшему профилю было ясно, что она обиделась. Отношения со Светой стали тяготить Максима в последние пару недель. Девушка влюбилась в него или думает, что влюбилась. Ее привычная беспардонная манера держать себя стала мягче, а вот напор усилился. Ему не хотелось ее обманывать, Света совершенно ему не нравилась, но и терять учителя музыки было жаль. Одно время он думал, что общие интересы, ее веселый характер и в общем-то симпатичная внешность помогут ему если не влюбиться, то хотя бы как-то привыкнуть к ней, почувствовать дружескую симпатию. Увы. Они были слишком разные. Он мог с ней общаться, проводить время, но ни разу у него не возникло желания поцеловать ее или обнять. Никакого. Так что, как это ни грустно, но их занятиям, кажется, пришел конец, надо только сообщить об этом Свете помягче и потактичнее. Хоть бы отпуск поскорее закончился, невесело размышлял Максим.

– Поздно уже, я, пожалуй, домой пойду, – резко поднимаясь, сказала Света, и Максиму показалось, что в ее глазах сверкнули слезы.

Она ушла так стремительно, что он даже «пока» крикнуть не успел. Было неловко и стыдно, девушка все же обиделась.

Максим лежал без сна в своей комнате, вертя в руках камертон, следя за игрой теней на потолке и прислушиваясь к тихой, нежной песне, зарождающейся у него в душе, которая наполняла ее покоем и светлой, пронзительной грустью. Он так и уснул, сжимая в руке камертон.

– Максим, как ты мог? Как тебе в голову взбрело взять и уволиться?! Что за блажь? – причитала мама, размахивая зажатым в руках кухонным полотенцем. – Такая хорошая работа, зарплата, перспектива, ты подавал такие надежды!

– Никаких надежд я не подавал, а был рядовым сотрудником с рядовыми перспективами, – устало проговорил Максим. – Мам, я взрослый мужчина, это моя жизнь, и мне решать, как ее прожить. Я все обдумал. И, пожалуйста, не надо делать трагедии из ерунды. Я не пропал, не спился, не умер. И папу не дергай, пожалуйста. У него сердце, он разволнуется.