Книга Мольберт в саду Джоконды, страница 156 – Антон Леонтьев

– На первой открытке название города на самом деле было названием улицы в Париже, в данном случае в Нёйи-сюр-Сен. Значит, логично предположить, что такая же аналогия имеет место и во втором. В Париже есть все три улицы – рю Турин, рю Моску и рю Сен-Петерсбур. Но почему три? Потому что… – Я показала им виртуальную карту. – Потому что они в одном месте сливаются друг с другом, вот здесь! И знаете, какая улица отходит от слияния трех улиц с названием городов? Рю Клапейрон!

* * *

Излишне говорить, что меньше чем полчаса спустя мы катили по рю Клапейрон, узкой, безликой, без единой достопримечательности парижской улочке.

– Но тут куча домов! – произнес банальность Воротыйло, вертя головой туда-сюда. – Как узнать, где она спрятала «Мону Лизу»?

– Или очередной ключ, пупсик! – заверещала явно вошедшая в раж Кариночка. – Мне хочется, чтобы поиски продолжались, а не сразу закончились. Это так возбуждает…

Она прижалась к Воротыйло, а я почувствовала, что меня начинает подташнивать.

Но замечание Кариночки было дельное.

– Так мы ничего не найдем! – заявила я. – Велите остановить, мы пройдемся по улице пешком!

Я вышагивала впереди, за мной Кариночка со своей тезкой на руках, а за нами, отдуваясь и пыхтя, топал не привыкший к пешим прогулкам Воротыйло.

– Мона, ты же такая умная! – стрекотала Кариночка. – Ты должна понять, какой номер дома! Или мы не номер дома ищем, а что-то другое?

– Размер груди, что ли? – ляпнул пошлость Воротыйло, и Кариночка затряслась в идиотском смехе.

Я же про себя отметила, что ее замечание было не лишено разумного зерна. А кто, в самом деле, сказал, что снова нужен номер дома?

Покоя мне не давал этот самый беркут – если он для чего и нужен, то для того, чтобы на рю Клапейрон указать нам место, где следует искать.

Но на что может указать беркут?

Заметив вездесущих парижских воробьев, которые перепорхнули с крыши на крышу, я уставилась на нахально клевавших что-то прямо у нас под ногами голубей, не желавших улетать и согласных быть раздавленными, дабы не упустить остатки брошенного кем-то (нерадивым туристом!) на тротуар фастфуда.

– Мона, – продолжала канючить Кариночка. – Ну давай же, разродись идеей! Мона, почему ты молчишь? Мона, я же просила, чтобы ты размышляла вслух! Мона!

Мне захотелось двинуть Кариночке под ребра, но я сдержалась: я же полностью во власти Воротыйло и его жены, и убегать не имеет смысла. Как и обострять с ними и без того непростые отношения.

Кариночка, мешая мне своими постоянными вопросами, вдруг стала причитать над своей четвероногой тезкой, которая захотела, видите ли, пи-пи.

Пришлось всем скопом семенить за четвероногой тварью, которая, примостившись около одного из домов, занялась тем, чем занимаются все собаки в мире.

Мой взгляд упал на взметнувшихся из-под лап Кариночки воробьев, один из которых уселся на черный чугунный французский балкон того дома, перед которым мы стояли, терпеливо ожидая, пока собаченция не справит нужду.

Внезапно я закричала:

– Беркут! Вот он, беркут! – и указала на балкон, резная, явно старинная решетка которого была украшена затейливыми узорами, в том числе и двумя птицами, которые венчали собой круглые массивные края.