Онлайн книга «Мольберт в саду Джоконды»
|
Потому что я уже давно разработала план, как не только предотвратить разоблачение в ближайшие годы, но и вообще сделать так, чтобы правда никогда не стала достоянием общественности. Или, во всяком случае, моего босса и его наследников. Играя на тщеславии Воротыйло, я уже давно начала исподволь внушать ему мысль о том, что все эти покупки – не только отличная возможность вложения капитала (единственный рынок, который растет, это рынок эксклюзивных предметов искусства), но и возможность сделать себя бессмертным. А это возможно, если все экспонаты (или, по крайней мере, все поддельные экспонаты его коллекции, которые я, конечно же, знала наперечет) войдут в экспозицию музея Юрия Воротыйло, который будет им основан. Логично, если то, что находится в музее, пусть и частном, никогда не попадет на рынок и навечно останется висеть в залах, вызывая восторг посетителей. Ведь кто знает, сколько копий и подделок висят в музеях по всем у миру и, принимаемые человечеством за оригиналы, затрагивают самые тайные струны души, заставляя застывать часами перед шедевром, впадать в экстаз, плакать, сходить с ума? Не ведая, что это всего лишь копия, а не оригинал. А если так, то какая разница, что висит в музее, – уровня эмоционального воздействия это не уменьшает. Ни один музей, тем более с международной репутацией, посещаемый в год миллионами паломников от туристической индустрии, никогда и ни при каких обстоятельствах не признается в том, что этот или вот этот шедевр – подделка. Тем более если речь идет о всемирно известном экспонате. Ни музеи Ватикана, ни Метрополитен-музей, ни Эрмитаж, ни Прадо, ни Музей Д’Орсэ, ни Галерея Уффици, ни Британский музей. Ни Лувр. А если так, то дело оставалось за малым: завершить тонкий прессинг Воротыйло, который уже начинал себе нравиться в роли мецената и учредителя собственного музея, куда перейдет большая часть его коллекции (отобрать экспонаты ему помогу я, внимательно следя за тем, чтобы все фальшивки оказались именно в музейных залах), на что, как я была уверена, понадобятся последующие три-четыре года. Если, конечно, мне не будет мешать очередная молодая супруга, в искусстве ничего не смыслящая, однако именно поэтому уверенная, что если какая-то картина стоит теперь в три раза больше, чем еще десять лет назад, то почему бы ее не продать. Ведь на вырученные миллионы можно купить новую яхту или канареечно-желтый бриллиант-семнадцатикаратник – конечно же, для самой молодой супруги. Именно этим – капаньем на мозги моего босса – и занималась Кариночка, которая меня сразу невзлюбила, чувствуя, вероятно, какую тайную власть я имею над ее мужем. А распродажи коллекции, даже частичной, я допустить, естественно, не могла, потому что если положить этому начало, то кто гарантирует, что рано или поздно не будет принято решение выбросить на рынок подделку. Кариночка же, та, что двуногая, была необычайной транжирой, постоянно отвлекала моего босса от мыслей о его коллекции, новых приобретениях и, что важнее всего, о необходимых инвестициях для основания и строительства собственного музея. Да, от Кариночки, в первую очередь двуногой, но вместе с ней и четвероногой, требовалось избавляться, причем как можно быстрее. И над этим я упорно работала. * * * |