Книга Дети Антарктиды. Лед и волны, страница 30 – Даниил Корнаков

— Жалуются… Ничего, пущай померзнут, как мы когда-то… А тошнота — это всё из-за горной болезни. Мы-то привыкшие, а они…

Из Олега Викторовича так и сочилась ненависть, которую он совершенно не скрывал.

— Ещё говорят, что времени у них нет, — продолжал Паша, — с-спешат куда-то.

— Спешат, ага… — с сарказмом ответил староста. — Ну, а нам спешить некуда. Ладно, ступай, Паш, согревайся. Дальше мы сами.

— С-спасибо, — поблагодарил тот и быстрым шагом направился к выходу из лаборатории.

Староста щёлкнул замком, кивнул вооружённым Матвею с Йованом, мол, будьте готовы ко всему, и зашёл внутрь.

Прогрессисты сидели на столе, прижавшись спинами друг к другу в попытке согреться. Девушка, заметив вошедших, спрыгнула на пол и сжала кулаки. Она сморщила нос, будто учуяла неприятный запах, и смачно плюнула в стену.

— Надя, угомонись, — всё тем же спокойным тоном обратился к ней старик в кепке, ласково взяв её за рукав. — Мы с тобой уже обсуждали. Это ни к чему не приведёт.

— Эта горилла… — прошептала она, указывая на Йована.

— Потом, — осадил её старший. — Не сейчас.

— Правильно, девочка. Слушайся своего старшего, даже если это прогрессист, — проговорил Олег Викторович. — Иначе я сейчас принесу ведро с мокрой тряпкой, и будешь драить мне все жилые блоки станции.

Явно невероятным усилием воли Надя заставила себя промолчать и вернулась на место, не сводя взгляда с Йована.

— Погоди, это она меня гориллой назвала? — шепнул Йован на ухо Матвею с явным недоумением.

— Я прошу прощения за мою подчинённую, — обратился к Олегу Викторовичу главный прогрессист. — Надя крайне взволнована, что вы взяли её «Лапочку» без спроса.

— Чего? Лапочку? — смутился Олег Викторович.

Старик кивнул в сторону Йована.

— Это имя винтовки.

— Вот как? Ну, теперь у неё новый владелец, и имя будет тоже новое, другое. Например… — он окинул задумчивым взглядом оружие. — Например, «Хреновина»!

Матвей опять заметил, как Надя едва не сорвалась в желании высказать Олегу Викторовичу всё, что она думает. Забавно на её фоне смотрелся третий, глухонемой член этой шайки, который даже ни разу не шевельнулся.

— Обсудим это потом, — выставив ладони, произнёс старший. Было слышно, как дрожит его голос, будто он и сам пытается из последних сил держать себя в руках. — Для начала я хотел бы представиться, — он протянул Олегу Викторовичу руку: — Вадим Георгиевич.

Староста, само собой, его руку не принял.

— Знаю я тебя. Ты Зотов, младший брат того ублюдка, который бросил нас здесь умирать. Я помню твою рожу, даже несмотря на появившиеся на ней седины и морщины.

Вадим Георгиевич сочувственно вздохнул, правда, было трудно понять, искренне или наигранно.

— Да, это так, я Мишин брат. Уж если на то пошло, и я узнал тебя, Олег Викторович Ложков, даже несмотря на появившиеся на твоём лице морщины и седину.

У Олега Викторовича от злости привычно затряслась кожа на подбородке от резкого ответа его оппонента.

— Поэтому будем считать, что мы уже знакомы, — Матвей заметил, что эта фраза прозвучала так, будто они знали какую-то общую тайну.

— Послушайте, — теперь Вадим Георгиевич обратился ко всем присутствующим: — Я понимаю, что между нашими станциями были не самые лучшие отношения в прошлом. Но прямо сейчас, как бы оскорбительно для вас ни звучало, я не хочу тратить на это время. Мы и так потеряли целую ночь, а у меня каждый час на счету.