Книга Дети Антарктиды. 200 дней, страница 26 – Даниил Корнаков

Матвей отдыхать не торопился. Сперва он проверил служащие салазками дощечки, завязанные на спине покойника. Сами деревяшки выглядели нормально, но вот оболочка кабеля почти стёрлась, оголив толстую косичку десятка медных проводов.

— А мне вспомнился Вадим Георгиевич, как мы его тащили на том матрасе, — с досадой в голосе проговорил Матвей и обрезал испорченный кабель. — Помоги мне его перевернуть.

Вместе они взялись за правую руку мертвеца и перевернули его на спину.

— Надя до сих пор держит на меня обиду за то голосование.

Случившееся в церкви чудилось Матвею событием из какой-то прошлой жизни.

— Её обиду можно понять. Вадим Георгиевич был ей как отец… — Он осторожно отложил дощечки в сторону и убрал остатки кабеля. — Давай я подниму его, а ты привяжешь.

Арина встала над головой трупа. Её нос сморщился, но в глазах мелькнул блеск сожаления. Матвей заметил это, когда взял покойника за шиворот и приподнял его туловище.

— Но это пройдёт, — договорил Матвей, — в тот день мы поступили так, как должны были.

— Вы помогли ему, верно? — Придерживая одну из дощечек левой рукой, правой она стала обматывать её вокруг безжизненного тела.

Неожиданный вопрос застал его врасплох, и Матвей решил не увиливать и сказать всё как есть:

— Да, Лейгур помог ему.

— Как?

Матвей помнил лишь наблюдающий за ним образ Христа, пока за его спиной Лейгур выполнял последнюю просьбу умирающего старика.

— Это имеет значение?

Дощечка стала выскальзывать и Арина, выругавшись, успела её подхватить и вернуть на место.

— Ты прав, не имеет. — Она туже затянула кабель.

— Он хотел избавиться от боли, — добавил Матвей, — и Лейгур помог ему.

Арина смолчала.

— Отлично, — заключил он, проверив натянутость кабеля, — теперь давай займёмся ногами.

Когда работа была сделана, Матвей позволил себе немного отдохнуть. Пройти им еще оставалось около трёх километров, а плечи и грудь уже сдавливала режущая боль. Да и кабель натёр куртку до дыр, придется штопать.

Он посмотрел на Арину, заметил её обращённый в никуда пустой взгляд.

— Ты в порядке?

Она покачала головой.

Матвей приблизился и сел к ней плечом к плечу.

— Он ведь мой первый. — Её взгляд переместился на мертвеца. — Первый, кого я убила.

— Да, первый, — мрачно согласился он, опустив взгляд. — Что ты чувствуешь?

— В этом то и вся загвоздка, — она глянула ему в глаза, — я ничего не чувствую.

Его рука осторожно упала ей на плечо, будто боясь потревожить.

— Тогда в Мак-Мердо, когда ты спас меня, я осознала, что всю жизнь прожила в скорлупе. И вот скорлупа треснула, жёлтый и мягкий цыплёнок высунулся наружу и увиденный им мир оказался вовсе не тем идиотским приключенческим романом, которыми он зачитывался в детстве. Этот мир, настоящим мир, говорил с цыплёнком только на языке смерти, пытал горем и душил нескончаемым чувством страха. И если цыплёнок хочет выжить в этом мире, он должен сам стать смертью, взять этот проклятый мир за глотку и держать до тех пор, пока хватит сил.

Ногой она поворошила снег и оголила груду камешков. Она взяла один из них и стала водить им между пальцев.

— Я должна тебе признаться кое в чем, Матвей. Как мы прибыли сюда, я не испытываю ничего, кроме ненависти.

— Из-за Бурова? — предположил Матвей.

Арина подтвердила его догадку лёгким кивком.

— Его поступок, он изменил меня. — Её кулаки сжались. — Это произошло не сразу, а постепенно. Последней каплей стало принятие того, что мы не вернёмся к нашим, на «Восток»… С тех пор я напрочь разучилась испытывать какие-либо другие эмоции, кроме злобы и ненависти. Теперь меня переполняет лишь желание мести. Я не могу думать ни о чем другом. — Она вцепилась ему в руку и карие глаза, на который посмотрел Матвей, блеснули надеждой. — Я всё думаю, может его смерть излечит меня?