Книга Горькая истина, страница 113 – Шанора Уильямс

ДЖОЛИН

Позвольте кое-что объяснить. Я вовсе не злодейка. Стараюсь быть хорошей женщиной, совершающей добрые поступки. Мне вовсе не хочется стать такой же, как моя мать, для которой обидеть человека – раз плюнуть, или как отец, жадный до денег и одержимый властью. Но генетика – штука мощная. Наклонности, заложенные в нашей ДНК, сильнее нас, и все наши попытки не уподобляться родителям тщетны: отчасти мы все равно превращаемся в них. Когда чаша нашего терпения переполняется, мы не выдерживаем и проходим точку невозврата. У всех нас она есть, и если стоишь на самом краю, остается одно: ухнуть в омут с головой и надеяться выплыть.

Вот этим я и занята. Пытаюсь выплыть.

И барахтаюсь я еще со студенческих лет. На последнем курсе стало ясно, что у меня с отцом больше общего, чем я думала. Он был расчетлив и терпеть не мог ошибаться. А еще папа никому не позволял садиться себе на шею и меня воспитывал в том же духе. Вот почему отец держал на службе такого человека, как Боаз. Тот был не просто телохранителем. Охраной и защитой его обязанности не ограничивались, и он улаживал трудные ситуации, в которые, бывало, попадал не только Уинтон Харт, но и я.

Я росла толстухой. Любила поесть. Обожала сладости. Одно время ходила к психотерапевту, и тот сказал, что пища у меня ассоциируется с чувством счастья. Что правда, то правда. Когда мне было двенадцать, папа взял отпуск на целую неделю, чтобы провести его со мной, и это одно из моих самых приятных воспоминаний. Я месяцами жаловалась, что папа совсем не уделяет мне внимания, и он отложил некоторые дела ради меня.

И как же мы баловали себя вкусненьким всю неделю! Папа повез меня на Кейп-Код, где мы загорали на пляже и каждый день завтракали и обедали в новом ресторане. Потом шли в пекарню или в кафе-мороженое, и папа разрешал мне выбирать все, чего душа пожелает. Я хватала брауни, печенье, пирожные, прочие сласти и набивала ими рот в номере отеля за просмотром любимого сериала «Дела семейные». Для меня это была чистая радость. Но тогда я не понимала, что любимое удовольствие может разрушить мою жизнь. А между тем я прибавляла в весе. Меня разнесло не на шутку. Я осознала, какую важную роль играют лишние килограммы, когда в старших классах не прошла отбор в команду чирлидеров.

Одноклассники постоянно издевались надо мной из-за того, что я толстая. Поступив в колледж, я надеялась, что уж там-то никому не будет дела до чужой фигуры. И напрасно.

Со мной училась девушка по имени Мишель Доусон. В нашем студенческом городке она была чирлидершей и даже обзавелась собственной командой: еще три девчонки ходили за ней по пятам, будто брошенные щенки. Мишель каждый раз громко хрюкала мне вслед и с хохотом забрасывала меня картошкой фри, когда я сидела в библиотеке. Из-за этих выходок я не просто расстраивалась – буквально психовала. Дафна часто советовала не обращать внимания на такие глупости, но я все воспринимала близко к сердцу. Особенно обидно было в тот раз на вечеринке, когда, стоило наклониться, у меня лопнул шов на брюках. Одна чирлидерша это сфотографировала, а Мишель разместила фото на студенческом форуме. Опозоренная и уничтоженная, я испытывала жгучую ненависть к себе. Помню, я набрала номер папы и потом рыдала в трубку, умоляя, чтобы он прилетел за мной. Нестерпимо хотелось провести выходные дома, в Техасе. Тогда-то к нам и заглянул Боаз.