Книга Горькая истина, страница 83 – Шанора Уильямс

Этот коттедж принадлежал его матери. А потом она докатилась до того, что покончила с собой, когда Доминику было семнадцать, и штат передал дом дяде Бену. Оказалось, мать составила завещание, по которому все ее имущество переходило к брату – единственному родственнику Беретты, кроме сына, – чтобы тот управлял им, пока Доминик не достигнет совершеннолетия. Имущества-то кот наплакал – лишь бревенчатый коттедж да старый «бьюик», на котором Доминик уехал в колледж. Ни сбережений, ни ценных вещей у Беретты не было.

Доминику иногда приходит в голову мысль, что мать составила завещание только для того, чтобы повеситься в своей комнате. Да уж, верно говорят, что человеческий разум – штука сложная, но, по крайней мере, Беретта позаботилась о сыне, прежде чем осуществить задуманное.

В тот день ее обнаружил Доминик: опрокинутый стул под висящими в воздухе ногами, неестественно выгнутая шея, обмотанная шнуром удлинителя. Запомнил Доминик и платье матери – розовое с красными цветами. Вдобавок она сделала макияж. Такое чувство, будто самоубийство было для нее торжественным событием, к которому она долго готовилась.

Доминик до сих пор помнил, как дядя Бен втолковывал племяннику, что тот способен на большее, чем его мать. Дядя Бен, конечно, был провинциальным стариком, однако жить умел. У него водились деньги, заработанные усердным трудом, но он не мог взять Доминика на полное обеспечение. У дяди Бена были свои дети, своя жизнь. Тем не менее он пустил племянника к себе в дом, а потом пришло приглашение из Университета Дьюка. Доминику до сих пор не верится, что ему дали место со стипендией. Впрочем, лучше быть умным и богатым, чем бедным и тупым. Физической силой он похвастаться не мог, оставалось шевелить мозгами.

Доминик решил: он не допустит, чтобы самоубийство матери отравило ему жизнь. И вот что в итоге… Он снова в доме своего детства, стоит перед женщиной, из-за которой у него не на шутку разыгралась паранойя. Выходит, Доминик даже хуже матери: она, по крайней мере, не причиняла вреда другим людям, только себе.

Доминик выдвигает стул из-за стола, ставит его перед Шавонн и садится. Боаз топчется у двери. Доминик смотрит женщине в глаза и со вздохом произносит:

– Необязательно было доводить дело до крайности. – (Шавонн строит гримасу.) – Боаз, убери скотч.

Наемник, хмыкнув, лезет в карман, достает складной нож и на ходу открывает его. Когда Боаз с острым лезвием в руке направляется к пленнице, ее взгляд становится испуганным. Просунув палец под крепко приклеенный скотч, Боаз надрезает край. Наконец весь скотч сорван.

Шавонн переводит дух и выговаривает:

– Ну ты и придурок!

– Шавонн, скажи мне, где Бринн, – приказывает Доминик, пропуская оскорбление мимо ушей.

– Ничего я тебе не скажу, – выпаливает она. – Я тебя уже предупреждала: преступление тебе с рук не сойдет. А теперь ты еще и меня похитил. Какой же ты тупица!

Доминик терпеть не может это слово – «тупица». Нет, он не тупой. Доминик умен и добивается успеха в любом деле, за которое берется. Выведенный из себя, он встает со стула и хватает Шавонн за подбородок. Его пальцы с такой силой впиваются в ее кожу, что она тихонько охает, однако не сводит с него гневных глаз.

– Скажи. Мне. Где. Она! – рычит Доминик.

У Шавонн подергивается правое веко.