Книга Фарги Падающая звезда, страница 176 – Лариса Куницына

— Сопровождение, — произнёс Брай и нажал на кнопку.

Тяжелый, низкий звук, похожий на стон, пронзил тишину, и в нём зазвучал усталый голос Фарги: «Чёрные тени, кружат вокруг меня. Я один. Мой путь впечатан в Темноту и отмечен копытами Дьявола. Ночь кошмаров распинает моё тело на перевёрнутой звезде».

— На перевёрнутой звезде? — встрепенулся Кристоф. — Брай, можно слегка высветить задний план?

— Можно, — Брай повернул какой-то рычажок, и по полотну, отсвечивая серебром, расплылся уже знакомый нам символ. Крест как раз вписывался в него и Фарги казался распятым именно на символе.

— Да, это и есть перевёрнутая звезда, — кивнул Кристоф. — Но почему она перевёрнутая? Обычная звезда в круге.

— Брай, включи ещё раз сопровождение, — попросила я. Мне совсем не хотелось слушать его, но кое-что в нём меня смутило. Брай снова включил звук и, прослушав до конца, я кивнула. — Так и есть! Вы заметили одну странность? Он говорит о том, что ночь кошмаров распинает его тело… Тело, понимаете? Почему не душу? В подобных аллегориях всегда фигурирует именно распятая душа, не говоря уж о том, что на самом деле его никто не распинал.

— А это имеет значение? — спросил Джон.

— Конечно, — подтвердил Кристоф. — Для любого, кто понимает разницу между смертным и уязвимым телом и свободной и бессмертной душой.

— Это всего лишь ещё одна загадка, — вздохнул Брай. — Если б с ним не случилось всё это, я б его сейчас затряхнул за такие дела. Где это видано, что инспектор оставляет после себя не конкретный отчёт о расследовании, а такие вот парадоксы.

— Наверно, в данном случае он действовал не как инспектор, — заметил Джон. — Темнеет. Поедете на «Стреле»?

— На «Слезе дьявола», — ответил Брай, возвращая на мольберт меланхоличный и чистый залив. — Она лучше защищена.

В Луарвиг мы въехали уже ночью. Брай уверенно вёл машину по запутанному лабиринту улочек Эйка. Мне хотелось спросить, почему мы не едем по Старой дороге, куда более удобной и безопасной в такой час, но одного взгляда на мрачное и замкнутое лицо Брая было достаточно, чтоб у меня напрочь пропало всякое желание задавать ему вопросы.

Мимо промелькнули неоновые рекламы заведений квартала Голубой птицы, и мы свернули на небольшую улочку, ведущую прямо к Храму.

Ещё немного и из темноты выплыла мрачная громада совершенно невообразимой формы. Ещё вчера я имела возможность «полюбоваться» этим образцом древней киотитской архитектуры при свете дня, но и тогда он не показался мне привлекательным. Я помнила чёрный, нависающий над маленькой площадью фасад, лежащий на массивных угловатых колоннах, глубокие ниши, из которых выглядывали жутковатые горгульи, пугающие не столько своей жизненностью, сколько грубостью в сочетании с удивительно динамичными позами. Кривые башни, представлявшие собой нагромождение каменных кубов, торчали с двух сторон, как рога дьявола. На этом убранство Храма заканчивалось, поскольку остальные три стены были глухими и неприступными, как скала. Теперь весь этот кошмар темнел на фоне едва мерцающего мелкими звёздами неба. Ни одного фонаря не горело на площади, ни одного огонька не светилось ни в самом Храме, ни в окнах окруживших его домов. Остановив машину, Брай включил фильтры, и на экранах, заменяющих в его флаере окна, появилась пустая площадь, залитая каким-то неестественным мертвенным светом. Оказалось, что сюда не выходит ни одного окна. Все стены вокруг площади были глухими.